— У людей свои планы, своя жизнь! — настаивала Алли. — Одно дело — взять что-то взаймы, и совсем другое — украсть!

Милос посмотрел на неё с улыбкой и скрестил руки на груди.

— Ну и ну, у Алли-Изгнанницы, оказывается, есть совесть!

Алли не могла разобрать, то ли он ею восхищается, то ли смеётся над ней.

Майки, который был счастлив слышать их перепалку, вмешался:

— Оставь его, Алли, пусть скинджекит кого хочет — мы и без него обойдёмся. — И добавил так тихо, чтобы его слышала одна только Алли: — Всё равно из этого ничего не выйдет, если ты понимаешь, о чём я…

Но высокомерная ухмылка на лице Милоса вывела Алли из себя. Она закусила удила.

— А я говорю — на нас лежит ответственность. Мы должны распоряжаться нашим даром разумно! Мы должны быть рачительными хозяевами!

На этот раз Майки встал между нею и Милосом так, что полностью загородил этого последнего.

— Пошли отсюда, о-кей?

Но Милос обошёл Майки и оттёр того в сторону.

— Возможно, время, что я провёл в Междумире, сделало из меня бессердечного стервеца, — признал он. — Наверно, мы действительно должны уделять больше внимания тем, чьими телами пользуемся. Тогда спрашиваю у тебя, как у рачительной хозяйки: что ты предлагаешь?

Алли перевела взгляд на автомагистраль.

— Давайте найдём семью, которая и так едет в Мемфис.

Майки вскинул руки вверх.

— Ты, наверно, забыла кое-что! — взорвался он. — Я не скинджекер!

Алли потеряла дар речи. В ажиотаже она проигнорировала простой факт, из-за которого поездка в чужих телах становилась невозможной. Оглянувшись по сторонам, она увидела, что и Лосяра с Хомяком застыли, как громом поражённые.

Лосяра прошамкал:

— Я не ошлышалшя? Он только што шкажал, што он не шкинджекер? — и ткнул пальцем в Майки.

Майки напустился на Лосяру в лучших традициях МакГилла:

— Ты тупой или глухой? Ничего не слышишь из-за этого вонючего шлема? Может, оторвать его вместе с башкой и проорать прямо в дырку от шеи?!

Алли схватила Майки за руку и крепко сжала. Этого оказалось достаточно, чтобы охладить его до состояния простого кипения.

Милос ничего не сказал, лишь погладил подбородок: похоже, обстоятельства изменились.

Хомяк озадаченно глянул на Алли:

— Тогда чего ты с ним возишься, если он даже скинджекить не умеет, а, а?

— Есть вещи поважнее скинджекинга! — бросил ему Майки.

Но тот покачал головой:

— Не-а, нету.

Алли уже приготовилась рвануться в бой, на защиту своих с Майки отношений, но в тут разговор вмешался Милос:

— Ну что ж, пойдём пешком.

У Хомяка отпала челюсть.

— Но… но…

— Он што, только што шкажал, што мы пойдём пешком? — спросил Лосяра.

— Ну да, — подтвердил Милос. — Мы никуда не торопимся. Прекрасная погода. Я лично не вижу причин, почему бы нам не прогуляться.

— Ага, ага, — закивал Хомяк. — Но как насчёт Оторвы Джил? Нам ведь надо её найти и преподать хороший урок!

— Когда найдём, тогда и найдём. Пара-тройка лишних дней роли не играет.

Алли, однако, заметила, как при упоминании этого имени Милоса всего передёрнуло. Юноша отвёл взгляд и посмотрел на шоссе.

— Будем идти по шоссе. Оно приведёт нас прямо туда, куда нужно.

Хомяк нерешительно топтался на месте. Лосяра ничего не сказал, лишь потупился и медленно помотал головой.

— Если вы не согласны — можете идти своей дорогой. — Тон Милоса не допускал возражений. Он поискал глазами и указал на машину, только что заехавшую на стоянку: — Вон в той Мазде то, что вам нужно: мужчина и женщина. Давайте!

Он сделал выразительный жест, мол, пошли вон. Лосяра и Хомяк не шелохнулись.

— Нет? — поднял бровь Милос. — Тогда будьте любезны заткнуть ваши милые пасти и проводить наших друзей до Мемфиса.

Он повернулся к ним спиной и зашагал к шоссе.

Лосяра воззрился на Хомяка, тот двинул ему по шлему.

— Чего вылупился, а, а?

Хомяк припустил за Милосом, Лосяра, пристыжённый, вразвалку потопал следом.

Алли повернулась к Майки:

— Ну, ты идёшь или собираешься так и стоять там, пока окончательно под землю не провалишься?

— Конечно, иду.

Майки вытащил ступни из асфальта, и они оба устремились вслед за другими.

— Ты бы поблагодарил Милоса, — сказала Алли. — Он ведь встал на твою сторону.

Но Майки, по-видимому, был не в том настроении, чтобы кого-либо благодарить.

Майки МакГилл был в Междумире уже очень давно, и ему много чего довелось пережить. Он провалился в центр Земли и сумел выбраться оттуда, командовал кораблём, был сначала человеком, потом монстром, потом снова человеком. Сколотил себе целое состояние из перешедших в Междумир предметов и потерял его. Он всё вынес, всё вытерпел.

Однако из этой богатейшей коллекции опыта самой запутанной, самой непонятной и не поддающейся здравому разумению была одна вещь — любовь. Он долгое время сопротивлялся и гнал от себя мысль о том, что любит Алли. Майки твердил себе, что их отношения — это так, ничего особенного, что он просто благодарен — она помогла ему стать человеком. Что их совместные странствия — всего лишь временное обоюдовыгодное партнёрство, пока он не решит, что ему делать и куда двигаться дальше.

Всё это был обман.

Правда была в том, что он любил Алли с силой, которая пугала его самого. Временами, когда он смотрел на девушку, его послесвечение из бледно-голубого становилось почти лавандовым. Наверно, любовь имеет свой собственный цвет, решил Майки; он задавался вопросом, замечает ли это Алли…

Собственная реакция на Милоса застала его врасплох. Когда он был МакГиллом, никто не решался поставить под сомнение его авторитет, он правил единовластно. И потом, хотя обстоятельства изменились, и власть он потерял, всё равно никто не имел возможности проникнуть в ту маленькую сферу, которую они с Алли очертили вокруг себя. Они постоянно двигались, переходили с места на место, и встреченные ими послесветы были лишь частью пейзажа — они мелькали и пропадали, словно их и не бывало.

Однако теперь их тесный круг расширился и превратился в не очень приятное содружество пятерых. Лосяра и Хомяк Майки не волновали. Милос — вот где крылась угроза. Милос с его постоянной обаятельной улыбкой, экзотическим акцентом, лёгким намёком на растительность на лице, которая, конечно, превратилась бы в мужественную щетину, если бы он прожил подольше — вот откуда жди беды! Алли считала его очаровательным, и хотя Майки знал, что она сказала это, только чтобы поддразнить его, результат намного превзошёл намерения. Эти слова преследовали Майки, издевались над ним, изматывали его. Майки не имел понятия о том, плох Милос или хорош. Всё, в чём он отдавал себе отчёт — это что попросту ненавидит сам факт существования Милоса.

Два дня они шли по федеральному шоссе № 81, затем по шоссе № 40, и никто ни разу не совершил скинджекинга. Таково было распоряжение Милоса — как он сказал, «из уважения к Майки».

В сумерках второго дня они они набрели на целую коллекцию мёртвых пятен — должно быть, этот участок дороги был особенно опасен — и присели на одном из них. Лосяра и Хомяк уже совсем извелись — до того им хотелось «отправиться на тело». Майки видел, что того же самого хотела и Алли: она тоже не находила себе места.

— Ты такой раньше не была, — сказал ей Майки — они сидели в доброй дюжине ярдов от других, и их никто не слышал. — Ты никогда не испытывала потребности в скинджекинге.

Алли ответила не сразу; она не стала ни огрызаться, ни отмахиваться от его слов.

— Я делала это довольно часто в последнее время, — вымолвила она наконец. — А чем чаще ты занимаешься скинджекингом, тем тебе больше хочется. Не проси объяснить, я не смогу.

— Хочешь стать такой, как они? — указал он на Хомяка и Лосяру. Те тоже ёрзали, раздражались по всякому поводу и без повода — словно наркоманы, которым требовалось «ширнуться».

— Я никогда не стану такой! — вознегодовала Алли, хотя и не слишком уверенно. — К тому же, как только мы придём в Мемфис, они отправятся своей дорогой, а мы своей.