Булат пытался остановить дрожь, захватившую все его элементы.

Почему я его до сих пор не убил? Я же больше всего в мире ненавижу Свежевателя, и это было бы так просто.

Нет, этот фрагмент всегда был крайне необходим – он был единственным, что отделяло Булата от провала. И он был под властью Булата.

Сейчас этот синглет очень натурально съежился от ужаса.

– Сидеть, ты! Мне нужны твои советы, а не поучения, и тогда ты будешь жить… Каковы бы ни были причины, для меня невозможно продолжать комедию с этими щенками. Еще один час такого – и я знаю, что начну их убивать. Итак, я хочу, чтобы ты поговорил с Амдиджефри. Объясни «ситуацию». Объясни…

– Но… – в удивлении поглядел на него синглет.

– Я буду наблюдать. Отдавать этих двоих в твое распоряжение я не собираюсь. Ты будешь заниматься тесной дипломатией.

Фрагмент сник, более не скрывая боли в плечах.

– Если таково твое желание, Властитель.

Булат показал все зубы.

– Разумеется, оно таково. Только помни, я буду присутствовать при всех важных моментах, особенно при прямых переговорах по радио. – Он махнул головой синглету, приказывая удалиться. – Теперь иди и нянчи этих детей и научись сам владеть собой.

Когда Плащ удалился, Булат вызвал на парапет Теневика. Следующие несколько часов прошли в обходе оборонительных сооружений и совещании со штабистами. Булата даже удивило, как сильно решение проблемы щенков улучшило его разум. Его советники, казалось, тоже это почувствовали и даже настолько осмелели, что стали делать предложения по существенным вопросам. Там, где бреши в стенах нельзя было заделать, решено было устроить волчьи ямы. Пушки из северных мастерских должны были быть доставлены еще до конца суток, и одна из стай Теневика работала над альтернативным планом снабжения провизией и водой. Доклады разведчиков сообщали о постоянных успехах в нападениях на тылы противника – он потеряет почти все свое снаряжение, еще не достигнув Холма Звездолета. Даже и сейчас до холма долетали редкие ядра.

Когда солнце достигло высшей точки на юге, Булат снова был на парапете, обдумывая, что сказать звездному народу.

Все было почти как в прежние дни, когда планы воплощались в жизнь и результат ожидался потрясающий, но вполне достижимый. И все же… где-то на задворках сознания все эти часы после разговора с синглетом тоненькими коготками царапался страх. Булат, казалось, командовал. Фрагмент Свежевателя, казалось, подчинялся. Но эта стая, рассеянная теперь на мили, казалась куда монолитней, чем раньше. Да, раньше Фрагмент часто симулировал равновесие, но свое внутреннее напряжение скрыть не мог никогда. Последнее же время он казался вполне довольным собой, даже самодовольным. Фрагмент Свежевателя отвечал за силы Империи к югу от холма Звездолета, а теперь – когда Булат заставил его принять на себя эту обязанность – Плащи будут каждый день общаться с Амдиджефри. И не важно, что мотив решения исходил от Булата. Не важно, что Фрагмент находился в очевидном состоянии смертельного истощения. В полноте своего гения Великий мог бы заставить лесного волка принять его за свою королеву. А знаю ли я, что на самом деле говорит он другим стаям, когда я не слышу? А не может ли он скармливать моим шпионам ложные сведения о себе?

Теперь, когда отступили непосредственные заботы, коготки страха забирали глубже. Да, он мне нужен. Но сейчас куда меньше места для ошибок. И вдруг Булат испустил счастливый аккорд, принимая риск. Если будет необходимо, он воспользуется тем, что узнал от работы со вторым комплектом плащей и искусно скрыл от Свежевателя Тиратекта. Если будет необходимо, Фрагмент узнает, что смерть может быть быстра, как радио.

Даже выравнивая скорости, Фам продолжал работать гипердвигателем. Это сэкономит часы подлетного времени, но корабль не был рассчитан на такую азартную игру. «Внеполосный» прыгал по всей солнечной системе. Им и нужен-то был всего один удачный прыжок, а всего один неудачный прыжок – внутрь планеты – убил бы их всех. Основная причина, по которой обычно в такую игру не играли.

После часов насилия над полетной автоматикой и игры в рулетку с гипердвигателем у бедняги Фама руки стали заметно дрожать. Когда появлялся в окне мир Стальных Когтей – иногда всего лишь далекой голубой точкой, – Фам смотрел на него секунду, и Равна видела, как им овладевали сомнения: память подсказывала ему, что он должен хорошо справляться с автоматикой низких технологий, но в некоторые примитивы «Внеполосного» было просто не пробиться. А может быть, все его воспоминания о собственном умении и о Кенг Хо были дешевой подделкой.

– Флот Погибели – время подлета? – спросил Фам.

Зеленый Стебель следила за навигационным окном из каюты наездников. Этот вопрос задавался за последний час уже в пятый раз, но голос ее был спокоен и терпелив. Может быть, она считала, что повторение вопроса – вещь вполне естественная.

– Дистанция сорок пять световых лет. Расчетное время подлета сорок восемь часов. Еще семь кораблей сошли с курса.

Равна выполнила упражнение на вычитание: осталось еще сто пятьдесят два корабля преследования.

Вокодер Синей Раковины перекрыл слова его подруги:

– За последние двести секунд они несколько увеличили скорость, но я отношу это за счет местных изменений условий вблизи Дна. Сэр Фам, вы действуете хорошо, но я знаю свой корабль. Мы могли бы выиграть еще немного времени, если бы вы допустили меня к управлению. Прошу вас…

– Заткнись.

Фам говорил резким голосом, но почти автоматически. Этот разговор – или обрыв разговора – случался так же часто, как запрос Фама о флоте Погибели.

В начале путешествия Равна считала, что богошок – в некотором смысле сверхчеловек. А это оказались кусочки и фрагменты; загруженная в панической спешке автоматика. Может быть, она работала правильно, а может быть, сошла с ума и рвала Фама на части своими ошибками.

Бесконечный цикл страхов и сомнений вдруг прервался мягким голубым светом. Планета Стальных Когтей! В двадцати тысячах километров висел длинный и узкий полумесяц, край освещенной поверхности планеты. Остальная ее часть смотрелась темным пятном на фоне звезд, только причудливым зеленым занавесом светилось полярное сияние у южного полюса. Джефри Олсндот был на другой стороне планеты, в царстве арктического дня. Радиосвязи не будет, пока они не долетят – а как перестроить ультраволновую связь на такое короткое расстояние, Равна не знала.

Она отвернулась от окна. Фам все еще смотрел в звездное небо за ее спиной.

– Фам, а что нам дадут сорок восемь часов? Мы просто уничтожим Контрмеру?

А что будет с Джефри и народом господина Булата?

– Может быть. Но есть и другие возможности. Должны быть. – Последние слова прозвучали тихо. – За мной уже и раньше гонялись. Меня еще и не так загоняли в угол.

Он старался не встречаться с ней взглядом.

38

За последние два дня Джефри видел небо не более часа. Они с Амди сидели в безопасности под каменным куполом, прикрывавшем сбежавший корабль, но отсюда ничего не было видно. Если бы не Амди, я бы тут и минуты не просидел. В некотором отношении это было даже хуже, чем в первые дни на Скрытом Острове. Те, кто убили маму, папу и Джоанну, были всего в нескольких километрах отсюда. Они захватили несколько пушек господина Булата, и последние дни целыми часами гремели взрывы – буханье, от которого тряслась земля, а иногда что-то даже ударяло в стены купола.

Еду им приносили, а когда эти двое не сидели в командной рубке, они бродили снаружи корабля по комнатам со спящими детьми. Джефри выполнял простые процедуры обслуживания, которые помнил, но очень боялся заглядывать в окошки гибернаторов. Кое-кто из детей почти не дышал. Кажется, внутренняя температура слишком поднялась. И ни он, ни Амди не знали, что с этим делать.

Здесь ничего не менялось, но сейчас одно радостное событие все же случилось. Кончилось долгое молчание Равны. Амдиджефри и господин Булат говорили с ней голосом! Еще три часа – и ее корабль будет здесь! И даже бомбардировка кончилась, будто Резчица поняла, что ее время кончается.