— Это ты — дорогой ей человек?

— Нет, то есть... да.

— Так да или нет? Сядь рядом и расскажи все толком. — Он примостился на краешке дивана, чувствуя бедром тепло ее ноги, прочистил горло и рассказал ей о своей любви к Равенне, невесте сельского хозяина Джарела.

— Я не упрекаю ее за то, что она собиралась замуж за другого. Она была права. Кто я? Мечтатель.

— И у тебя не было никакой другой женщины?

— Нет.

— Ни поцелуев, украденных на горном лугу, ни тайных свиданий?

— Нет.

Она села рядом с ним и обняла рукой за плечи.

— Последний вопрос, Киалл, — да смотри отвечай честно. От этого зависит многое. Ты сказал мне всю правду о цели вашего пути? Вам нужна только Равенна и ничего больше?

— Я сказал вам всю правду, клянусь.

Она долгим взглядом посмотрела ему в глаза, потом кивнула и улыбнулась. Сняв руку с его плеча, она вернула маленький кинжал обратно под подушку.

— Хорошо, я подумаю, хотя ничего тебе не обещаю. Ступай обратно на площадь и найди Гарокаса. Пусть велит, чтобы тебя покормили. — Он встал, неловко поклонился и направился к выходу. — Скажи, Киалл, — ты веришь мне? — внезапно спросила она.

— Хотел бы верить, госпожа моя. Как не верить такой красоте.

Она плавно поднялась, подошла и прижалась к нему, положив руки ему на плечи. Ее губы были совсем близко от его рта.

— А можно ли ей верить?

— Нет, нельзя, — прошептал он.

— Твоя правда. Ступай.

10

— Надоело мне торчать тут, — объявил Бельцер.

— Что он там делает? Почему не дает сигнала?

— Он говорил с начальником крепости, — сказал Окас, садясь рядом с ним. — Любопытная встреча, — хмыкнул старик, — а будет еще любопытнее.

— Почему? — спросил Чареос. — Кто он такой?

— Не он, а она, Мастер.

— Значит, опасности пока нет? — настаивал Чареос. Улыбка на лице Окаса померкла.

— Не уверен. Было мгновение в их разговоре, когда он подвергался большой опасности. Я чувствовал, что она вот-вот убьет его, но что-то ее остановило.

— Не надо было его посылать, — сказал Маггриг. — Опыта у него никакого.

— Быть может, поэтому он и жив до сих пор, — заметил Окас. — Этой женщине палец в рот не клади, но Киалл чем-то заинтересовал ее.

— В постель она, что ли, хочет с ним лечь? — спросил Бельцер.

— Возможно. Она, безусловно, хищница, а таких порой привлекает невинность. Но дело не только в этом, я чувствую. Она расспрашивала его обо всех вас.

— И он сказал? — прошипел Бельцер.

— Сказал. Это, я думаю, и спасло ему жизнь.

— Но если она здесь главная, — сказал Чареос, — то это она послала воинов, чтобы убить нас.

— Так и есть, — согласился Окас. — Занятно, правда?

— Тут чего-то не хватает, — заметил Чареос.

— И это верно. В крепости есть человек, спасший Киалла от стражников. Его зовут Гарокас, и он сказал Киаллу, что хочет поговорить с тобой, Чареос.

— Гарокас? Это имя мне незнакомо.

— Он говорит, что имеет послание от князя, — не знаю, что это может означать.

— Ничего хорошего, бьюсь об заклад, — проворчал Бельцер. — Ну так что же делать будем?

— Ждать, — ответил Чареос.

— Она может послать сюда вооруженных людей, — не унимался Бельцер.

— Может. Тем не менее будем ждать.

— Не знаю, как ты жив еще, парнишка, — сказал Гарокас. Они с Киаллом сидели за столом в переполненной харчевне. — Танаки обычно не столь мягка с врагами.

— Я ей не враг, — сказал Киалл, отправляя в рот последнюю ложку горячей похлебки.

— Ой ли?

— Почему я должен враждовать с ней?

— Так ведь это здесь твою любимую выставили на помост для продажи. Разве это не вызывает у тебя гнева?

Киалл посмотрел в холодные глаза воина.

— Вызывает. Но ведь не Танаки же возглавляла тот набег?

— Нет. Танаки только ведет торги. Добытчики съезжаются к ней со всей степи. Если бы ты побывал здесь в торговый день, тебе многое бы открылось.

— Я все-таки не понимаю, почему княжеского посланца терпят здесь.

— Это потому, — хмыкнул Гарокас, — что ты пока еще жизни не знаешь. Так и быть, просвещу тебя. Ты, конечно же, знаешь, что регент запретил работорговлю еще десять лет назад?

— Да. И отменил крепостное право. Он поступил очень мудро.

— Это как посмотреть. Если ты раб или крепостной, то конечно. Но если ты дворянин — дело иное. Благополучие дворянства всегда зависело от земли, но под угрозой надирского нашествия все изменилось. Земля, конечно, приносит кое-какой доход, но готирская сторона плодородна, и продовольствие там стоит дешево. Нет, настоящую выгоду всегда приносили рабы — а регент этого в расчет не принял. Понимаешь, к чему я веду?

— Нет, — признался Киалл.

— Неужели? Я полагал, что ты умнее — впрочем, это романтические бредни застилают твой рассудок. — Гарокас подался вперед. — Дворяне никогда не отказывались от работорговли — они просто нашли иные пути ее осуществления. Набег на твою деревню произошел с ведома князя. Он получает свою долю прибыли, и я должен проследить, чтобы дележ был честным.

Киалл почувствовал во рту вкус желчи. Он проглотил слюну и глотнул пива, заказанного Гарокасом.

— Мы платим ему подати, обращаемся к нему за защитой — а он продает нас, чтобы подправить свои дела!

— Скверно устроен этот мир, не так ли, парнишка?

— Зачем ты рассказал мне это? Зачем?

— А что такого? — пожал плечами Гарокас. — Вряд ли ты выберешься отсюда живым. Да я и сам сыт этим по горло. — Он потер глаза. — Стар становлюсь. Когда я был молод, как ты, я тоже верил в героев. Но героев не бывает — по крайней мере таких, какими мы хотим их видеть. Каждый совершает подвиги по собственным причинам, ради собственной выгоды. Взять хоть твоих друзей. Зачем они пошли за тобой? Думаешь, им нужна твоя Равенна? Нет, они хотят вернуть былую славу, ушедшую юность. Хотят снова услышать песни о себе.

— Я не верю этому. Чареос и другие рисковали жизнью ради меня — и ради Равенны. Не надо трепать их имена впустую. Спасибо за угощение.

Киалл вышел на свежий воздух и поднялся на стену. Двое часовых не препятствовали ему. Не глядя в сторону лагеря, Киалл подождал и скоро услышал в мозгу голос Окаса.

— Что ты хочешь сказать нам? — спросил старик.

— Ничего. Скажи Чареосу, пусть не приходит к стене. Подождем, пока я еще раз поговорю с Танаки.

— Будь осторожен, когда ты с ней. Ей уже доводилось убивать, и она способна убить снова.

— Я буду осторожен. Но она... тревожит меня.

Окас покинул его, и Киалл вернулся на площадь. Там на шести каменных столбах высился большой торговый помост. Киалл представил, как Равенна стоит на нем, а надиры, столпившись вокруг, пожирают ее взглядами. Но большие раскосые глаза Танаки заслоняли картину.

Кто-то хлопнул Киалла по плечу, и он подскочил.

— Я так и знал, что это ты, — сказал Челлин.

Киалл не сразу узнал кряжистого надрена, но потом вспомнил его и улыбнулся.

— Далеко же ты заехал от наших гор, Челлин. Я рад, что ты проделал этот путь благополучно.

Надрен сел на скамейку и почесал свою черную с проседью бороду.

— Нам это далось нелегко, как и тебе, должно быть. Как там твои друзья?

— Живы.

— Уже хорошо, если учесть, сколько народу посылали убить их.

— Отрадно, что тебя не было среди посланных.

— Я был там. Мы вернулись только утром. Ну, авось теперь ты уладишь свои дела с принцессой, и нам не придется встречаться на ратном поле.

— С принцессой?

— Ну да, с Танаки. Разве ты не знал, что она из ханского дома?

— Нет, не знал.

— Она дочь Тенаки-хана, самое младшее его дитя.

— Но что она делает здесь? — удивленно спросил Киалл. Челлин засмеялся.

— Ты не слишком много знаешь о надирах, верно? У них женщины ценятся меньше лошадей. Танаки не угодила чем-то своему брату Джунгиру, и он сослал ее сюда.