– Скажи, чтобы ночью не разводили костров, – велел Хогун и подумал: «Это твое первое мудрое решение, толстяк. Только бы оно не оказалось последним».

Глава 9

Вековая краса леса трогала суровую душу легендарного воина. Все здесь казалось зачарованным. Корявые дубы стояли в лунном свете молчаливыми часовыми – величественные, непреклонные, бессмертные. Что им до войн, которые ведет человек? Легкий ветерок шелестел в их сплетенных ветвях над головой старика. Лунный луч лег на поваленное дерево, придав ему неземную прелесть. Одинокий барсук, попавши в полосу света, шмыгнул в кусты.

Сидящие у костра разбойники грянули удалую песню, и Друсс тихо выругался. Лес опять стал просто лесом, а дубы – всего лишь громадными деревьями. Подошел Лучник с двумя кожаными кубками и винным мехом.

– Это вентрийское, – сказал он. – От него твои волосы опять почернеют.

– Хорошо бы, – ответил Друсс.

Молодой человек разлил вино по кубкам.

– Ты что-то загрустил, Друсс. Я думал, возможность еще одного славного сражения зажжет твое сердце.

– Хуже пения твоих молодцов за последние двадцать лет я ничего не слыхал. Только песню портят. – Друсс прислонился спиной к дубу, поддавшись расслабляющему действию вина.

– Зачем ты идешь в Дельнох? – спросил Лучник.

– А хуже всех были пленные сатулы. Знай тянули одно и то же. В конце концов мы их отпустили, посчитав, что этой своей песней они подорвут боевой дух своего племени за неделю.

– Старый конь, от меня не так-то легко отвязаться. Ответь мне – хоть как-нибудь. Соври, если хочешь, – но скажи, зачем ты идешь в Дельнох.

– К чему тебе это знать?

– Для меня это загадка. Даже кривому видно, что Дельнох падет – тебе ли этого не знать, с твоим-то опытом? Так почему же?

– А знаешь ли ты, паренек, сколько безнадежных дел я брал на себя за последние сорок лет?

– Думаю, что не так уж много. Иначе ты не сидел бы тут и не рассказывал о них.

– Ошибаешься. Из чего ты заключаешь, что сражение будет проиграно? Из численного или стратегического перевеса, из позиции, которую занимают войска? Все это плевка не стоит. Все дело в том, готовы люди на смерть или нет. Армия, превышающая числом другую, терпит крах, если ее солдаты менее готовы умереть, нежели победить.

– Риторика, – бросил Лучник. – Прибереги это для Дроса. Тамошние дурни как раз развесят уши.

– Один человек против пяти, да и тот калека, – с трудом сдерживаясь, сказал Друсс. – На кого бы ты поставил?

– Я понял, куда ты клонишь, старче. Этот самый калека – Карнак Одноглазый, так? Тогда я, само собой, поставил бы на него. Но много ли в Дрос-Дельнохе таких Карнаков?

– Кто знает? И Карнак когда-то был безвестен. Имя себе он составил на кровавом ратном поле. Прежде чем Дрос-Дельнох падет, он подарит нам много героев.

– Так ты признаешь, что Дрос обречен? – торжествующе усмехнулся Лучник. – Ну наконец-то.

– Будь ты проклят, парень! Нечего говорить за меня, – огрызнулся Друсс. «Где ты, Зибен, старый друг, – подумал он. – Как бы мне теперь пригодились твое красноречие и острый ум».

– Тогда не делай из меня дурака. Признайся, что Дрос обречен.

– Ты сам сказал – это и кривому видно. Но я, парень, плевать хотел на это. Пока меня не повалят окончательно, я буду надеяться на победу. А боги войны переменчивы. Ну а ты какого мнения обо всем этом?

Лучник улыбнулся и снова наполнил кубки. Некоторое время он молчал, наслаждаясь вином и неловким положением старика.

– Так как же? – спросил Друсс.

– Ну, вот мы и добрались до сути.

– До какой сути? – Друссу стало не по себе под беззастенчивым взглядом атамана.

– До причины твоего прихода в мой лес, – с открытой, дружеской улыбкой сказал Лучник. – Полно тебе, Друсс. Я слишком тебя уважаю, чтобы тянуть волынку дальше. Тебе нужны мои люди для твоего безумного дела. Я говорю «нет» – но ты пей.

– Неужто меня так легко раскусить?

– Если Друсс-Легенда разгуливает по Скултику накануне конца времен, ясно, что он пришел туда не за желудями.

– Значит, это все, чего ты хочешь от жизни? Ты спишь в плетеном шалаше и ешь, когда тебе попадается дичь – а когда не попадается, голодаешь. Зимой ты мерзнешь, летом тебе под одежду забираются муравьи, и вши тебя грызут. Ты не создан для такой жизни.

– Никто из нас не создан для жизни, старый конь. Это жизнь создана для нас. Мы проживаем ее и уходим. Я не отдам свою жизнь ради твоего кровавого безумства. Предоставляю геройствовать таким, как ты. Ты свои годы потратил на то, чтобы переходить из одной жалкой войны в другую. И что от этого изменилось? Думал ли ты о том, что, не победи ты вентрийцев при Скельне пятнадцать лет назад, мы вошли бы в могущественную империю – и пусть бы о надирах болела голова у нее.

– Свобода стоит того, чтобы за нее драться.

– О какой свободе ты говоришь? У души ее никто не отнимет.

– Ну а свобода от иноземной власти?

– Такую свободу мы ценим лишь тогда, когда она оказывается под угрозой, – стало быть, цена ее не столь высока. Нам бы спасибо сказать надирам за то, что они повысили цену нашей свободы.

– Будь ты проклят. Ты запутал меня своими хитрыми словами. Ты точно дренанские краснобаи – в них тоже треску, как в больной корове. Не говори мне, что я потратил жизнь зря, – я этого не потерплю! Я любил хорошую женщину и всегда был верен своим заветам. Я никогда не совершил ничего постыдного или жестокого.

– Но, Друсс, не все же такие, как ты. Я не оспариваю твоих взглядов – не пытайся только навязать их мне. У меня нет никаких устоев, и они мне ни к чему. Хорош был бы из меня разбойник с высоконравственными устоями.

– Почему же ты тогда не позволил Йораку меня пристрелить?

– Я же сказал – это нечестно. И не в моем стиле. Но в другой раз, когда я озябну или буду в дурном настроении…

– Ты дворянин, верно? Богатый мальчик, играющий в разбойников. С чего я, собственно, сижу здесь и точу с тобой лясы?

– С того, что тебе нужны мои лучники.

– Нет. Я уже отказался от этой затеи. – Друсс подставил разбойнику кубок, и тот наполнил его с прежней насмешливой улыбкой.

– Отказался? Как бы не так. Сейчас я скажу тебе, что ты будешь делать. Ты поторгуешься со мной еще немного, предложишь мне награду и помилование за мои преступления – а если я откажусь, ты убьешь меня и предложишь то же самое моим людям.

Друсс был потрясен, но не показал виду.

– Может, ты и по руке читать умеешь? – спросил он, попивая свое вино.

– Ты слишком честен, Друсс. И мне это нравится. Поэтому я скажу тебе прямо, что позади нас в кустах сидит Йорак со стрелой наготове.

– Значит, я проиграл. И твои лучники останутся при тебе.

– Э-э, любезный, не ожидал я, что Друсс-Легенда так легко сдастся. Выкладывай свое предложение.

– Нет у меня времени в игры с тобой играть. Был у меня друг, такой же, как ты, – Зибен-Бард. Он тоже умел молоть языком и мог убедить тебя в том, что море – это песок. Мне никогда не удавалось его переспорить. Он тоже говорил, что не имеет никаких устоев, – и лгал, как и ты.

– Но это он сотворил легенду и сделал тебя бессмертным, – мягко заметил Лучник.

– Да. – Друсс перенесся мыслью в давно прошедшие годы.

– Ты правда прошел весь свет в поисках своей женщины?

– Да, это как раз правда. Мы с ней поженились совсем юными. Потом работорговец по имени Хариб Ка налетел на нашу деревню и продал мою жену восточному купцу. Меня в это время не было дома – я работал в лесу. И я пошел за ними следом. Мне понадобилось семь лет, чтобы найти ее, – она жила с другим мужчиной.

– И что же с ним сталось?

– Он умер.

– А она вернулась с тобой в Скодию?

– Да. Она любила меня. По-настоящему.

– Любопытное дополнение к твоей саге.

– Как видно, с годами я размяк, – хмыкнул Друсс. – Обычно я не люблю распространяться о прошлом.

– А что стало с Зибеном?

– Он погиб при Скельне.