Среди любопытствующих был один маленький темнокожий мальчик. Он повсюду таскал с собой большую керамическую копилку в виде хрюшки — видимо, дорожил ею, словно единственным другом. Все звали парнишку Малыш Ричард [117] . Как-то Джикс застал его в зале; мальчик так таращился на Мэри, будто ожидал, что та вот-вот откроет глаза. Невозможно, конечно, — до её пробуждения оставалось ещё несколько месяцев.
— Вурлитцер предназначил ей прибыть сюда, — промолвил Малыш Ричард. — Это как в песне «Пусть будет так» [118] . Ну, ты знаешь, «Когда беды обрушиваются на меня» и так далее.
— Вурлитцер играл эту песню?
— Нет, — ответил Малыш. А потом добавил с абсолютной уверенностью: — Но сыграет, когда она проснётся.
Без сомнений, парнишка был вовлечён в группу заговорщиков, перенесших Мэри в жилой зал.
Кошмары, живущие по армейским законам, установили круглосуточное дежурство у гроба на случай, если кому-нибудь вздумается снова его передвинуть или, как втайне верили некоторые из них, Мэри сама по себе телепортируется куда-то в другое место.
К этому времени Джикс и Джил сообразили, откуда растут ноги у постоянной боеготовности Кошмаров и почему все в этом месте — настоящие мачо, даже девочки.
— Эту берлогу надо было бы назвать «Бездонной пропастью агрессии», — сказала Джил Джиксу после того, как другая девчонка основательно намяла ей бока.
Тут Джикса и осенило.
— Междуворот у нас над головами перенасыщен адреналином тех, кто погиб в Аламо, вот что я думаю. И тут, под землёй, мы всё ещё ощущаем на себе его влияние. Здесь любой превратится в храброго вояку.
— Хм, а почему тогда междуворот не действует на тебя? — поддела Джил.
Джикс улыбнулся и выпятил голую мускулистую грудь.
— А разве можно быть больше мачо, чем уже есть?
— Ну ты и кретин, — фыркнула Джил.
По правде говоря, Джикс очень даже хорошо ощущал воздействие междуворота. В нём постоянно кипело неистовое желание подраться, да не с кем-нибудь и не просто так, а бросить вызов самому Авалону. Но юноша-ягуар обладал железной волей и знал, как контролировать свои порывы. Эти черты он, по-видимому, перенял у кошек, в которых вселялся.
Джил с Джиксом заметили также, что занятия Кошмаров повторяются изо дня в день, в точности как у детишек Мэри, образуя бесконечный ритуал. Вот кучка послесветов — они ежедневно играют в покер, а потом дерутся; вот девочка с книгой — каждый день она прочитывает её от корки до корки, а потом дерётся; вот группа фанатов-качков — они бесконечно выжимают тяжеленную штангу, которую в живом мире не смогли бы даже от земли оторвать, а потом дерутся. Лишь разведчики и наблюдатели покидают подземный лабиринт, чтобы прочёсывать город в поисках послесветов с монетками или чтобы охранять своё убежище от несуществующих недругов. Души Аламо проводили свою смерть [119] так, будто были армией в осаждённой крепости.
Джил не желала иметь ничего общего с Кошмарами, но Джикс поступил так же, как на поезде: потихонечку влился в их рутинные занятия, со всеми перезнакомился, со всеми подружился, всем втёрся в доверие — настолько, что они отвечали на его вопросы, впрочем, довольно невинные, тут же забывая, что он о чём-то спрашивал.
— Авалон — как давно он служит верховным жрецом?
— С тех пор, как Вурлитцер сыграл предыдущему «Проваливай, Джек, и никогда не возвращайся» [120] .
— А как Вурлитцер вообще попал сюда, вниз?
— Наверно, через туннель под Крокет-стрит — он ведёт в Старый Гренет-хауз [121] .
— А бывало ли так, чтобы он играл сам по себе?
— Нет, никогда. С чего бы ему играть бесплатно?
Об одной Кошмарихе рассказывали, будто она здесь уже так давно, что не помнит даже, была ли когда-нибудь где-то в другом месте. Её звали Дионн, и всё своё время она проводила, затачивая и полируя грозный боевой нож. Для этой воительницы Джикс и приберёг наиболее важные вопросы.
— Сколько всего песен в репертуаре Вулитцера? — спросил он. — Тридцать? Сорок?
Дионн помотала головой.
— Столько, что ты себе даже не представляешь. И по временам он играет такое, чего никто из нас никогда не слыхал.
Её ответ подтвердил подозрения Джикса — что эта машина не простой механизм. Вурлитцер представлял собой нечто гораздо, гораздо большее: в его памяти хранились все песни, которые кто-либо когда-либо любил.
И тогда он задал свой главный вопрос:
— Вурлитцер хоть раз ошибся?
Дионн перестала точить нож и, немного подумав, ответила:
— Один раз. Но как по мне, так это промашка Авалона — он неправильно истолковал пророчество Вурлитцера. — Дионн наклонилась поближе к Джиксу и зашептала: — Несколько лет назад Авалон попросил у Вурлитцера дать нам какое-нибудь задание, и Вурлитцер сыграл две песни подряд за одну монету. Первая была «Часовня любви» [122] , а вторая — «Чаттануга Чух-чух» [123] . Обычно Авалон очень здорово толкует предсказания, никому и в голову не пришло, что он мог так опростоволоситься. Погнал нас всех в дыру под названием Лав, что в Оклахоме, — разыскать часовню, которая перешла в Междумир. Ну, само собой, разыскали. Потом он сказал, что мы должны её поднять, перенести и поставить поперёк мёртвой железной дороги. Мы так и сделали, а после этого вернулись домой, и всё. С тех пор ни слуху ни духу, ничего из этого не вышло. Ну не глупость, а?
— Si, — согласился Джикс, — loco.
Но уж кто-кто, а он-то знал, что всё получилось как надо. Ведь только благодаря этой церквушке Милос пошёл на таран особняка. Не будь её, Милосу и в голову не пришло бы, что и особняк тоже можно опрокинуть с рельсов. Не будь её, при виде жутких Светящихся Кошмаров послесветы Мэри попросту спрятались бы в поезде, как черепаха прячется в панцирь, и тогда никто из них — ни Джил, ни Мэри, ни сам Джикс — не попал бы сюда...
...из чего следовал вывод, что они здесь по воле Вурлитцера.
По призрачному телу Джикса пробежал призрачный холод. Выходит, Вурлитцер не только давал Кошмарам советы, как поступать в настоящее время, он также планировал будущее. Да, с такой силой нельзя не считаться! Кто он — друг или враг? Или Вурлитцер действует как ему в голову взбредёт и его намерения невозможно предугадать?
Оказавшись в Междумире, Джикс склонился к верованиям своих майянских предков, — здесь, в этой мистической вселенной, изобилие и разнообразие сверхъестественных существ казалось ему очень к месту. Коварные майянские боги любили упиваться человеческой глупостью и недомыслием; к тому же богов было огромное множество. Если бы выбор стоял лишь между двумя вариантами: чьим голосом является Вурлитцер — Бога или дьявола, — то задача значительно упростилась бы. Но для Джикса существовало гораздо больше альтернатив.
А может, эта машина — лишь талисман, предмет, приносящий счастье? Если она той же природы, что монетки и печенья судьбы, то тогда она сродни спасательному кругу, брошенному душам, заплутавшим в этом серединном царстве. Ему хотелось в это верить, но единственным способом выяснить всё наверняка было задать автомату вопрос. К сожалению, Вурлитцер был под постоянной охраной. К тому же у Джикса не было монеты.
Юноша-ягуар узнал, что все монеты, которые Кошмарам удавалось раздобыть, скармливались Вурлитцеру — все, кроме одной: Малыш Ричард хранил в своей хрюшке-копилке одну-единственную монетку на непредвиденный случай. Проблема заключалась лишь в том, что хрюшка была сделана на старомодный манер — в ней не было резиновой пробки снизу, лишь прорезь на спине. Значит, достать содержимое можно было, только разбив копилку. Но вот беда — в Междумире ничего нельзя разбить, разве что вещь предназначена для разрушения. Вы можете возразить, что, мол, копилка-то в конечном итоге предназначена для того, чтобы её разбили; но тогда мироздание парирует тем, что в таком случае она должна быть полна. В подобных спорах последнее слово всегда остаётся за мирозданием. Так что свинюшка Малыша Ричарда так же надёжно охраняла своё сокровище, как Форт-Нокс — золотой запас США.