Сейчас она лежала под брюхом воздушного корабля, прижатая к земле, и за топотом сбегающих по трапу воинов, рёвом урагана и криками Майки её зова никто не слышал.

Когда Ник увидел Мэри через окно пилотской кабины, он стал в гораздо большей степени самим собой, чем за всё последнее время. Однако его тут же с невероятной силой захлестнули прежние чувства. Он знал: Мэри — его слабость, но взглянув в её лицо, понял и другую истину: у Мэри тоже была слабость, и эта слабость — он, Ник.

Шагая между кучами разнообразных предметов, загромождающих мёртвое пятно Тринити, он ощущал, как исчезает его проклятие, шоколад; в Нике уже не было вязкой, густой бурой жижи, остались только кое-где небольшие твёрдые участки снаружи, похожие на глазурь. Галстук его всё ещё носил следы шоколада, но рубашка была по большей части белой, а брюки — серыми. На лице оставались кое-где только маленькие коричневые пятнышки. Ник был убеждён: стоит ему только хорошенько держаться за свои воспоминания и находиться в компании тех, кто знал его — и с ним всё будет как надо.

Когда-то он мечтал о том, чтобы «исправить» Мэри, вылепить её по другому образцу — правда, не так, как его самого вылепил Майки, сотворивший голема из расплавленного шоколада. Ник надеялся изменить внутреннюю сущность Мэри, открыть ей глаза, указать лучший путь. Он хотел внушить ей новую концепцию того, что правильно. Теперь же Ник стал куда скромнее в своих желаниях. Ему нужно было лишь остановить её и лишить власти. Если ему удастся хотя бы заронить искру сомнения в её душу — это уже дало бы им преимущество.

Интересно, что она скажет ему, когда они окажутся лицом к лицу? Впрочем, Ника больше занимал вопрос, что он скажет ей. В любом случае, он был уверен, что это будет его последнее противоборство с Мэри Хайтауэр, чем бы оно ни завершилось.

Наконец Джикс и первые сошедшие с дирижабля воины — душ сто или около того — пронеслись мимо Ника, воздев оружие. Ник обернулся и бросил взгляд на великий воздушный корабль. Ему почудилось или «Гинденбург» и вправду сдвинулся с места?

Спидо, спрятавшийся за грудой мебели, первым увидел, как «Гинденбург» начал подниматься в воздух, потому что глаза бывшего пилота были неотрывно прикованы к дирижаблю с момента его приземления.

— О нет, нет! — завопил Спидо и рванулся к кораблю. «Гинденбург» — его и только его! Он честно выменял его много лет назад, но, как и всё прочее, дирижабль каким-то непонятным образом тоже стал собственностью Мэри, а он, Спидо, лишь исполнял обязанности пилота, направляя корабль туда, куда указывала «королева». Один раз он уже упустил свой дирижабль, но больше этого не случится!

Он помчался к трапу. Моторы завыли громче. Обескураженные воины, не ожидавшие от корабля такой прыти, посыпались вниз с трапа. «Гинденбург» поднимался всё выше. Спидо взлетел на крышу стоявшего тут же кадиллака и прыгнул. Ему удалось вцепиться кончиками пальцев в последнюю ступеньку лестницы. Спидо не отличался особой физической силой, но в Междумире сила зависит не от мускулов, а от душевного настроя. Мальчишка затянул себя на нижнюю ступеньку, а потом пробрался в сам корабль. Протолкнувшись сквозь толпу возбуждённых воинов, он направился в командную рубку.

— А ну убирайся из моей кабины! — заорал он на какую-то увешанную с ног до головы золотом личность, торчащую у штурвала.

Личность обернулась, и Спидо немедленно узнал, кто перед ним. Вот это да, кто бы мог ожидать!

— Вари?!

— Не смей меня так называть! — рявкнул Вари. — Я его превосходительство Великий Король Срединного Царства! Внимай моему имени и трепещи!

Да, к сожалению, король Яш-Куук-Мо больше не был в числе пассажиров «Гинденбурга». Ну что ж, сам виноват. Незачем было доверяться своему властолюбивому визирю. Как только на горизонте появились Майки и Ник, Вари сообразил, что его песенка спета. Король точно бросит его в Сенот за то, что он врал насчёт своих связей с Восточной Ведьмой. Вари больше не мог оставаться под властью короля Яша, но и возвращаться к Мэри тоже не желал — та относилась к нему, как малышу. Поэтому Вари ушёл в подполье. Когда король приказал всем своим подданным грузиться в дирижабль, Вари пробрался на «Гинденбург» и, спрятавшись в вентиляционной системе, слушал, смотрел и выжидал.

Бóльшую часть времени монарх проводил в командной рубке с Джонни-О, наслаждаясь видом. В неформальной обстановке, когда не надо было ни на кого производить впечатление, король частенько стаскивал с себя тяжёлое, неудобное золотое убранство и ходил в драной набедренной повязке — той самой, в которой умер много тысяч лет назад. Да, из окон открывались великолепные виды, но почти голого короля вряд ли можно было отнести к числу таковых. Джонни-О почитал созерцание его превосходительства в неглиже разновидностью Шибалбы, преисподней майя, куда он совсем не стремился; и потому он в такие моменты доверял управление автопилоту, а сам смывался с мостика потолковать о том о сём с Майки, Ником и Джиксом и возвращался только тогда, когда король снова обретал пристойный вид.

Как-то раз, когда Джонни-О не было на месте, Вари, наблюдавший за всем из вентиляционного отверстия, сделал свой ход.

Король выглядывал в открытое окно. Вари проскользнул в кабину и застал повелителя врасплох.

— Визирь? — удивился король. Он ничьих настоящих имён не помнил. — Что ты здесь делаешь?

— Пришёл попрощаться, — ответствовал Вари, затем наклонился, схватил короля за голые лодыжки, дёрнул, перевернул и выбросил монарха в окно. Так визирь совершил политический переворот. После низвержения короля, Вари юркнул обратно в вентиляционную систему со всей золотой сбруей и принялся поджидать случая, когда ему удастся убрать с корабля Майки, Ника и Джикса.

Король, само собой, пришёл в негодование и пообещал себе, что расправится со своим визирем самым жестоким образом, как только решит проблему падения с тысячефутовой высоты без мёртвого пятна в качестве места приземления. Хотя бывший монарх мог запамятовать очень многое, чтобы с честью выйти из положения, но, к сожалению, его сияющая корона увенчивала то, что отнюдь не сияло интеллектом. Он заключил, что если не будет такого направления, как «низ», то ему некуда станет падать. Ведь верно же?

— Я не помню, чтобы существовало такое понятие, как «низ», — сказал Яш. — Нет, я это совсем запамятовал.

Проблема заключалась в том, что не-память бывшего монарха в одно мгновение перенесла его в то единственное место, где не существует понятия «низ», а именно — в центр Земли, в котором, куда ни повернись, направление будет только одно — вверх.

Так и получилось, что король Яш-Куук-Мо избежал долгих лет падения и тотчас превратился в самую что ни на есть центральную фигуру на свете, правда, не совсем в том смысле, к которому привык.

— Майки! Я здесь!

Майки услышал зов Алли в ту же секунду, когда «Гинденбург» начал подниматься в небо. Юноша бросился к дирижаблю и увидел встающую на ноги Алли. Майки подбежал к ней, заключил её в объятия, и тут же обнаружил, что у него выросла ещё пара рук, а потом ещё и ещё, и всеми этими руками он обнимал Алли, и всё равно их было мало!

— Я боялся, что это тебя загасили! — сказал он. — Сама мысль была невыносима!

— Нет, загасили Милоса, — ответила Алли. — Твоя сестра заставила его принести себя в жертву.

Майки покачал головой и высказал то, что уже давно чувствовал:

— Она мне больше не сестра. Меган МакГилл умерла много лет назад.

Майки держал Алли в своих многочисленных объятиях, и хотя ему очень хотелось, чтобы мгновение остановилось, он понимал: сейчас необходимо заняться другими делами. Поэтому он втянул обратно лишние руки и проговорил:

— Ник полагает, что в центре междуворота находится первая в мире атомная бомба.

Алли воззрилась на него в ужасе. Только теперь до неё дошло, что это за место.