Оказалось, что таким образом девочка стала для Томаса Нау идеальным материалом. Молодая, талантливая и отчаянно ищущая, на кого обратить свою преданность. Он мог заставить ее работать Вахту за Вахтой без анабиоза, как приходилось заставлять самого себя. Она была отличным компаньоном на предстоящее время – и еще таким, который был постоянным испытательным стендом для его планов. Чиви была умна, и во многом ее личность все еще оставалась очень независимой. Даже и сейчас, когда улики насчет того, что на самом деле случилось с ее матерью и другими, были надежно уничтожены, можно было еще поскользнуться. Использовать Чиви – это было как опасный полет, как постоянное испытание нервов. Но здесь он, по крайней мере, понимал опасность и принимал меры заранее.
– Томас! – повернулась она прямо к нему. – Как ты думаешь, я когда-нибудь стабилизирую эти скалы?
Да, для нее естественно было об этом волноваться. Ритцер Брюгель – и даже более молодой Томас Нау – не поняли бы, что правильным ответом будет не угроза и даже не неверие.
– Да, ты что-нибудь придумаешь. Мы что-нибудь придумаем. Ты отдохни несколько дней, хорошо? На этой Вахте выходит из анабиоза старый Тринли. Пусть какое-то время скалы побалансирует он.
Смех Чиви звучал еще моложе, чем она выглядела.
– Ой, не могу! Фам Тринли! – Это был единственный участник заговора Дьема, который вызывал у нее больше презрения, чем гнева. – Помнишь, как он последний раз их уравновешивал? Говорит он громко, но начал очень робко. И раньше, чем он сообразил, скалы ушли на три метра от точки L1. Тогда он ускорился слишком сильно, и…
Она снова расхохоталась. Самые странные вещи могли вызывать смех у этой юной коробейницы. Еще одна ее загадка, которая его до сих пор занимала.
Лизолет на секунду замолчала, а когда она заговорила, то удивила предводителя.
– Да, может, ты и прав. Всего четыре дня. Я так организую, что даже Тринли много вреда принести не сможет. Мне надо отойти в сторону и обдумать все заново. Может быть, все же можно сварить блоки водой. К тому же на этой Вахте папа проснется. Я хочу немного с ним побыть.
Она вопросительно посмотрела на Нау, неявно прося освобождения от обязанностей.
Хм. Иногда манипулирование оборачивается не так, как ожидалось. Он бы поставил тридцать против одного, что она не примет его предложение. Я могу еще переиграть. Можно согласиться с такой неохотой, что она устыдится. Нет. Не стоит, по крайней мере, не в этот раз. А если не запрещаешь, то будь чистосердечно щедр, давая разрешение.
Он притянул ее к себе.
– Да! Даже тебе надо научиться отдыхать.
Она вздохнула и улыбнулась чуть-чуть лукаво.
– О да, но я уже научилась.
Она опустила руки вниз, и какое-то время никто из них не говорил ни слова. Чиви Лизолет все еще была неуклюжим подростком, но она училась. А у Томаса Нау на ее обучение были впереди еще годы и годы. У Киры Пен Лизолет столько времени не было, и она была взрослой и сопротивляющейся. Нау улыбнулся, когда вспомнил. О да. Хоть и по-разному, но и мать, и дочь хорошо ему послужили.
Али Лин не родился в Семье Лизолет. Он был внешним приобретением Киры Пен Лизолет. Он был один из триллиона, гений во всем, что касалось парков и живых существ. И он был отцом Чиви. И Кира, и Чиви очень его любили, хотя он никогда не мог бы быть тем, чем была Кира и чем стала бы когда-нибудь Чиви.
Для эмергентов Али Лин был очень важен, может быть, так важен, как мало кто из фокусированных. Он был один из немногих, имевших лабораторию за пределами Хаммерфеста. Он был один из немногих, за кем не было неусыпного надзора Анне Рейнольт или одного из младших менеджеров.
Сейчас они с Чиви сидели на верхушках деревьев в парке Кенг Хо, играя в медленную и терпеливую игру с «жучками». Она была здесь уже 10 Ксек, а папа чуть дольше. Он поручил ей найти отличия ДНК в штамме мусорных пауков, выведением которого был занят. И даже сейчас он доверял ей эту работу, лишь проверяя результаты примерно раз в килосекунду. Остальное время он был занят осмотром листьев и мечтательным размышлением о том, как выполнить проекты, порученные ему Анне Рейнольт.
Чиви посмотрела под ноги, на парковую подстилку. Деревья – это были цветущие амандоры, выведенные для микрогравитации тысячи лет назад людьми, подобными Али Лину. Листья уходили вниз так густо, что орлиное гнездо Чиви с отцом было почти не видно из теней внизу. Даже без гравитации направление ветвей и голубое небо придавали парку ориентацию. Самыми большими настоящими животными здесь были бабочки и пчелы. Чиви слышала пчел, видела время от времени ломаную траекторию их стремительного полета. Бабочки были повсюду. Вариации микротяготения были ориентированы по искусственному солнцу, и потому полет бабочек давал посетителю еще одно психологическое подтверждение понятий верха и низа. Сейчас в парке, формально закрытом на обслуживание, других людей не было. Вообще-то насчет обслуживания было неправда, но Томас Нау ее на этом не ловил. На самом деле парк стал просто слишком популярным, и эмергенты любили его не меньше людей Кенг Хо. Настолько много бывало здесь народа, что Чиви стала обнаруживать отказы системы; мусорные паучки не успевали всюду.
Она посмотрела на лицо отца (мысли его были не здесь) и улыбнулась. В определенном смысле действительно идут работы по обслуживанию.
– Вот тебе последние различия; это то, что ты ищешь, па?
– А? – Отец не поднял глаз от работы. Потом вдруг, кажется, до него дошло. – В самом деле? Давай посмотрим, Чиви.
Она передала ему список.
– Видишь? Здесь и вот здесь. Соответствие кода, которое мы ищем. Воображаемые диски изменятся именно так, как ты хочешь.
Папа хотел усилить метаболизм, не теряя границ популяции. В парке у насекомых не было бактериальных врагов; борьба за существование велась среди геномов.
Али взял у нее список. Ласково улыбнулся, почти поглядев на нее, почти заметив.
– Хорошо, ты очень правильно проделала фокус с мультипликатором.
Эти слова были ближе всего к тому, что могла Чиви Лин Лизолет вспомнить из прошлого. В возрасте от девяти до четырнадцати Чиви проходила обучение Лизолетов. Одинокое это было время, но мама была права. Чиви прошла долгий путь взросления, научилась быть одна в великой тьме. Она изучила системы жизнеобеспечения, которые были специальностью ее отца, узнала небесную механику, на которой держались все конструкции ее матери, а больше всего узнала, как она любит быть возле других, когда они бодрствуют. Ее родители несколько из этих лет провели в анабиозе, разделяя обязанности по поддержке систем между ней и техниками Вахты.
Теперь мамы нет, а папа фокусирован, и его душа поглощена только одним: биологическим управлением экосистемами. Но в пределах фокуса он и она могли общаться. За годы после нападения они мегасекунды проводили в общих Вахтах. Чиви продолжала у него учиться. И иногда, когда они углублялись в тонкости устойчивости видов, иногда это бывало как раньше, в детстве, когда папу так захватывала его страсть к живым существам, что он, казалось, забывал о том, что дочь его – человеческая личность, и их обоих поглощали чудеса, значащие больше, чем они сами.
Чиви изучала различия – но в основном наблюдала за отцом. Она знала, что он уже близок к окончанию работы с мусорными пауками – по крайней мере, своей части проекта. Долгий опыт подсказывал ей, что тогда будет несколько мгновений, когда Али будет доступен общению, когда его фокус будет искать, на что новое себя направить. Чиви про себя улыбнулась. У нее такой проект есть. Это почти то, что Нау и Рейнольт хотят для папы, так что перенаправить его будет можно, если правильно сыграть.
Вот, наконец.
Али Лин вздохнул, довольно оглядев окружающие ветви и листья. У Чиви было секунд пятьдесят. Она соскользнула с ветви, удерживаясь концами пальцев ног. Подхватив пузырек бонсай, пронесенный сюда тайком, она отдала его отцу.