Хранкнер улыбнулся в ответ.

– До встречи с шефом у меня еще больше часа. Достаточно, чтобы пройтись туда пешком. Арла, разве тебе не любопытно? Многим ли выпадает случай посмотреть Калорику в Первый День Тьмы?

Арла и Брун полыхнули взглядами – реакция унтер-офицеров на глупости, которые не в их силах исправить. Аннерби сам неоднократно такое в жизни испытывал, хотя обычно не выражал своего неодобрения столь явно. Братство неоднократно демонстрировало готовность использовать насилие в землях других народов. Но я прожил семьдесят пять лет, и есть слишком много такого, чего надо бы бояться. Он уже уходил в сторону огней у берега. Обычные телохранители Аннерби, которые сопровождали его при поездках за границу, его бы не пустили физически. Арла и Брун были назначены со стороны и не очень хорошо проинструктированы. После секундной заминки они понеслись ему вдогонку. Но Арла уже что-то говорила в телефон. Аннерби усмехнулся про себя. Нет, эти двое – не дуры. Интересно, замечу ли я агентов, которых она вызывает.

Бухта Калорика была чудом света с незапамятных времен. Это была одна из трех вулканических зон – и две другие были подо льдом или океаном. Сама бухта была разбитой котловиной вулкана, и воды океана затопили почти всю ее центральную часть.

В ранние дни Нового Солнца здесь был адский ад, хотя непосредственно его никто не наблюдал. Крутые склоны котловины фокусировали солнечные лучи, и температура поднималась выше точки плавления свинца. Это, очевидно, провоцировало – или допускало – быстрое просачивание лавы и непрерывную серию взрывов, оставлявших новые кратеры к тому времени, когда солнце тускнело до средней яркости. И даже в эти годы только смелые до безрассудства исследователи отваживались высунуться на плоскогорье за край вулкана.

Но когда солнце тускнело и наступали Годы Увядания, появлялись новые гости. Земли с юга и севера начинали страдать от все более суровых зим, и тогда самые края котловины становились местом теплым и приятным. Чем сильнее выстывала планета, тем ниже и ниже спускалась граница теплой зоны, рая. Уже для пяти последних поколений бухта Калорика служила самым эксклюзивным курортом Лет Увядания, где те, кому богатство позволяло не работать и не копить ради подготовки к Тьме, могли наслаждаться жизнью. На пике Великой Войны, когда Аннерби месил снег на Восточном Фронте, и позже, когда почти вся война ушла в туннели – даже тогда он видал тонированные гравюры, показывающие блаженную жизнь, как при Среднем Свете, которую вели богачи на самом дне котловины Калорики.

В своем роде Калорика в начале Тьмы была вроде того мира, который современная техника и атомная энергия позволят построить для всей расы Пауков на все годы Тьмы. Аннерби шел в сторону музыки и света, гадая, что там увидит.

Повсюду клубились толпы. Слышался смех, музыка волынок и случайные перебранки. Весь попадавшийся навстречу народ был настолько необычен, что Аннерби не сразу заметил самое важное.

Он позволил движению толпы мотать их туда-сюда, как частицы в потоке суспензии. Можно было себе представить, как нервничают Арла и Брун в этой толпе не проверенных чужаков. Но они справились, сливаясь с беспорядочным движением и совершенно случайно оставаясь от Аннерби на расстоянии вытянутой руки. Через несколько минут все трое оказались внизу, у края воды. В толпе многие махали благовонными палочками, но здесь, на дне кратера, был аромат намного сильнее – запах серы, плывущий в теплом бризе. За полосой воды, в середине бухты, светилась красным, желтым и околокрасным расплавленная скала. Призраком поднимался вокруг нее пар. В этом водном пространстве можно было не волноваться насчет донного льда и левиафанов – хотя вулканический взрыв убьет еще вернее.

– Черт! – Брун вышла из роли, оттолкнув Аннерби назад от края площади. – Посмотри туда, на воду! Они тонут!

Аннерби секунду посмотрел туда, куда она показывала.

– Нет, не тонут. Они… Тьма их побери, они играют в воде!

Полупогруженные фигуры были одеты во что-то вроде понтонов, не дававших им утонуть. Аннерби со своей охраной только смотрели, и заметили, что не одних только их поразило это зрелище, хотя почти все зрители старались свое ошеломление скрыть. Зачем кому-то играть, будто он тонет? Может, для военных целей. В теплые времена и у Аккорда, и у Братства были военные корабли.

В тридцати футах ниже острой береговой скалы кинулся в воду еще один бесстрашный весельчак. Вдруг край воды показался краем смертельного обрыва. Аннерби попятился, подальше от криков ужаса или восторга из воды. Все трое прошли через нижнюю площадь к иллюминированным деревьям. Здесь, на открытом месте, видны были и небо, и стены кальдеры.

Была середина дня, но если не считать горящих холодными цветами огней на деревьях и цветов жара из центра кратера, было темно, как в любую ночь. Солнце светило сверху – неясное пятнышко в небе, красноватый диск, истыканный темными рябинками.

Первый День Тьмы. Религии и нации определяли этот день с незначительной разницей. Новое Солнце начиналось с взрывной вспышки света, которой, правда, не видел никто из живых. Но угасание света – это было медленное увядание, тянувшееся весь период Света. В последние три года солнце светило бледно-бледно, едва согревая спину в самый полдень, такое тусклое, что на него можно было смотреть полностью открытым взглядом. В последний год самые яркие звезды были видны целый день. Но даже это не было официальным началом Тьмы, хотя это был знак, что зеленые растения больше не растут, что лучше бы тебе собрать главные запасы еды у себя в глубине, и что клубневые и личиночные фермы – это все, что может поддержать жизнь, пока не наступит время уходить под землю.

И в этом медленном соскальзывании в небытие что же отмечало миг – или хотя бы день – который был началом Тьмы? Аннерби посмотрел прямо на солнце. Оно было цвета теплой печи, но таким тусклым, что тепла не ощущалось. И тусклее оно уже не станет. Теперь мир будет просто выстывать и выстывать, освещенный только звездами и красноватым диском. С этой минуты воздух станет слишком холоден для дыхания. В прошлые поколения это был сигнал спешно тащить все необходимое к себе в глубину. В прошлые поколения этот миг отмечал последний шанс для отца обеспечить своим кобберятам будущее. В прошлые поколения он отмечал время высокого благородства и великого предательства и трусости, когда все, кто недостаточно подготовился, оказывались лицом к лицу с Тьмой и холодом.

Здесь, сейчас – внимание Хранка перенеслось на тех, кто был на площади между ним и деревьями. Были среди них некоторые – старые кобберы и многие из современного поколения – кто воздевал руки к солнцу и опускал их обнять землю и обещание, которое нес долгий сон.

Но воздух вокруг был мягок, как летний вечер Срединных Лет. И земля была теплая, будто ее согревало солнце Срединных Лет. И многие вокруг не замечали исчезновения света. Они смеялись, они пели – и одежда на них была дорогой и яркой, будто они никогда не задумывались о будущем. Может, богатые всегда такие.

Холодного цвета огни на деревьях наверняка питались от главной атомной электростанции, которую компании Аннерби построили в горах над кальдерой почти пять лет назад. От них светился весь лес дна котловины. Кто-то привез сюда ленивых лесных фей, выпустив их десятками тысяч. Их крылья блестели синим, зеленым и дальне-синим в свете фонарей, будто эти создания кружились синхронно с толпами под деревьями.

В лесу кобберы танцевали группами, и некоторые из самых молодых взбегали на деревья поиграть с феями. Музыка стала неистовой, когда Аннерби с охранницами добрались до края впадины и пошли вверх по пологому подъему, ведущему к виллам. Сейчас Хранкнер уже привык к виду внефазных особей. Пусть его инстинкты и называли их извращением, эти кобберы были необходимы. Он любил и уважал многих из них. Арла и Брун, идущие от него по сторонам, мягко расчищали ему путь. Обе охранницы были внефазными, около двадцати лет от роду – чуть моложе, чем сейчас малышка Виктория. Отличные кобберы, не хуже многих, с кем ему приходилось драться бок о бок. Да, раз за разом Хранкнер Аннерби постепенно смог смирить свое отвращение. Но…