Четверо агентов Тракта прошли плоскогорье из края в край и доставили каменную пыль из обогатительной фабрики Братства.
– Да, да, – кивнула Смит. – Ты не волнуйся, это я себя ругаю за то, что пропустила такое. Мы стали слишком уверены в своем техническом превосходстве.
Шерканер посмеивался.
– Точно сказано. – Он потыкал руками вокруг пыли. Свет здесь был яркий и полного спектра, куда лучше, чем в таможне аэропорта. Но даже в хорошем свете порошок выглядел обычной пылью сланцевых цветов – горный экваториальный сланец, если знать минералогию. – Но я все равно не понимаю, как ты до этого дошел – даже предположил как возможность.
Аннерби откинулся на подушки. Они были гораздо удобнее, чем плетение пассажирского салона третьего класса.
– Ты помнишь пять лет назад совместную экспедицию Братства и Аккорда к центру плато? В ней была пара физиков, утверждавших, что там гравитация сходит с ума.
– Да. Они думали, что тамошние шахтные стволы были бы хорошим местом для определения новой нижней границы принципа эквивалентности, а вместо этого обнаружили существенные различия, зависящие от времени дня. Как ты говоришь, они нашли сумасшедшие ответы, но отказались от своих слов, когда перекалибровали приборы.
– Так рассказывалось. Но я, когда строил электростанцию в Западном Андергейте, встретил физиков из этой экспедиции. Трига Дипдаг – серьезный инженер, хотя и физик; я ее теперь хорошо знаю. В общем, она говорила, что эксперименты первой экспедиции были верными и что ее потом выдавили из участия в последующих… Так что я заинтересовался этой серьезной добычей ископаемых из карьера, который Братство начало копать на плато всего через год после экспедиции. Карьер оказался почти точно в центре места, где физики ставили опыты – и к нему пришлось провести почти пятьсот миль железной дороги.
– Там нашли медь, – сказала Смит. – Мощные залежи, и это правда.
Аннерби улыбнулся ей в ответ:
– Конечно! Чуть бы поменьше – и ты бы заинтересовалась немедленно. И все же… добыча меди служит для прикрытия. А моя подруга-физик свое дело знает. Чем больше я об этом думал, тем сильнее склонялся к мысли, что неплохо бы посмотреть, что там. – Он показал на каменную пыль. – Вот это – продукт третьего каскада очистки. Шахтерам Братства пришлось перелопатить сотни тонн экваторианского сланца, чтобы добыть вот этот пакетик. Мое предположение – из этого отфильтровывается еще одна сотая для получения конечного продукта.
Смит кивнула:
– И ручаюсь, он хранится в подвалах более защищенных, чем священные драгоценности Тифштадта.
– Наверняка. Группа и близко не смогла подойти к конечному продукту. – Хранкнер кончиком руки постучал по каменной пыли. – Надеюсь, этого достаточно, чтобы вы могли доказать, что мы что-то нашли.
– Конечно! Еще как.
Аннерби удивленно глянул на Шерканера:
– Ты же с этим работал не больше четырех часов!
– Ты меня знаешь, Хранк. Пусть я на каникулах, но у меня есть свои хобби. – И наверняка лаборатория, чтобы ими заниматься. – При определенном освещении твоя каменная пыль весит на полпроцента меньше, чем в других условиях. Поздравляю, сержант, ты открыл антигравитацию.
– Я… – Трига Дипдаг была уверена, но Аннерби поверил только сейчас. – Ну ладно, мистер Немедленный Анализ, как же она действует?
– Понятия не имею! – Шерк просто вибрировал от восторга. – Ты нашел что-то по-настоящему новое. Чего там, даже… – Казалось, он подыскивал слова, потом нашел: – Но это штука тонкая. Я очистил образец пыли еще тоньше – и ничего не всплыло. Понимаешь, «антигравитационную фракцию» здесь не выделить. Я думаю, здесь что-то вроде группового эффекта. В моей здешней лаборатории больше не сделать. Я завтра с этим образцом полечу в Принстон. Помимо этого волшебства с весом, я обнаружил здесь только еще одну странность. В этих горных сланцах всегда есть небольшое содержание алмазных фораменов – но в этом веществе концентрация мельчайших фораменов – миллионная доля дюйма с гексагональной решеткой – раз в тысячу больше. Я хочу поискать следы классических полей в этой пыли. Может быть, эти частицы фораменов являются носителями чего-то. Может быть…
Шерканер Андерхилл пустился в дюжину спекуляций и обсуждение планов на дюжину дюжин экспериментов, которые в этих спекуляциях установят истину. И когда он говорил, с него будто свалился груз годов. Тремор остался, но все его руки бросили поводок поводыря, и голос его был полон восторга. Того самого энтузиазма, который подвиг его студентов и Викторию Смит и Аннерби на строительство нового мира. Пока он говорил, Виктория Смит встала с насеста и подошла к нему. Протянув правые руки, она сильно и порывисто обняла его за плечи.
Аннерби заметил, что сам улыбается Шерканеру, захваченный его словами.
– Ты помнишь, как ты нажил себе кучу хлопот на радио в «Детском часе?» Когда сказал, что все небо будет нашей глубиной? Господи, Шерк, с этой штукой зачем нужны будут ракеты? Мы запустим в космос настоящие корабли. Мы узнаем наконец, что породило тот свет, который мы видели во Тьме! Может быть, мы даже найдем в космосе другие миры!
– Да, но… – начал Шерканер вдруг ослабевшим голосом, будто отраженный к нему обратно энтузиазм заставил его вспомнить все препятствия, стоящие между мечтой и реальностью. – Но у нас остаются все те же конкуренты – Братство и достопочтенная Пьетра.
Хранкнер вспомнил свою прогулку по лесу на дне.
И нам все еще надо научиться жить во Тьме.
Годы снова вернулись к Шерканеру. Он потянулся погладить Моби и положил еще две руки на его поводок.
– Да, проблем много. – Он пожал плечами, будто признавая свой возраст и дальность пути к своим мечтаниям. – И все же я ничего больше не могу сделать для спасения мира, пока не вернусь в Принстон. Сегодня вечером у меня лучший случай увидеть, как большие массы народа реагируют на Тьму. Что ты думаешь о Первом Дне Тьмы, Хранк?
Вниз с вершин надежд, подлаживаясь под биологические ограничения пауков.
– Это – это страшновато, Шерк. Мы отбрасываем правила по одному, и сегодня днем я видел, что осталось. Даже если мы победим Пьетру, я не знаю, с чем нам придется иметь дело.
По лицу Шерканера пробежала прежняя улыбка.
– Все не так плохо, Хранк. – Он медленно встал, и Моби повел его к двери. – Почти весь народ в Калорике – это глупцы со старыми деньгами. Можно было ожидать некоторого распада. Но все же что-то можно узнать, наблюдая за ними. – Он махнул генералу. – Дорогая, я собираюсь пройтись по дну у стены. У этой молодежи могут быть кое-какие интересные озарения.
Смит встала с подушек, обошла Моби и чуть приобняла мужа.
– Возьмешь с собой обычную охрану? Без фокусов?
– Разумеется.
И Хранкнер почувствовал, что просьба была смертельно серьезной и что после событий двенадцатилетней давности Шерканер и дети Андерхилла научились воспринимать защиту как должно.
За Шерканером плавно закрылись нефритовые двери, и Аннерби остался наедине с Генералом. Смит вернулась на свой насест, и молчание затянулось надолго. Когда они последний раз говорили с генералом без толпы штабных? Электронной почтой они обменивались постоянно. Официально Аннерби не входил в штат Смит, но программа атомных электростанций была в ее плане самым важным гражданским компонентом, и Хранкнер воспринимал ее советы как приказы, переезжая из города в город по ее указаниям, делая все, что мог, чтобы строить по ее спецификациям в указанные сроки – и чтобы при этом коммерческие подрядчики оставались довольны. Почти каждый день он говорил по телефону с ее сотрудниками. Несколько раз в год они встречались на штабных совещаниях.
С самого похищения барьер между ними был как крепостная стена. Он существовал и ранее, он рос год за годом вместе с ее детьми, но до гибели Гокны они могли через него общаться. А сейчас было странно сидеть здесь наедине с генералом.
Молчание тянулось, двое смотрели друг на друга, делая вид, что не смотрят. Воздух был спертым и холодным, будто комната долго стояла запертой. Хранкнер заставил себя отвлечься на барочные столы и ящички, лакированные дюжиной цветов. Практически все деревянные поделки были не моложе двух поколений. Даже подушки и их вышитая ткань были выполнены в излишне пышном стиле поколения 58. Но было видно, что Шерк здесь по-настоящему работал. Его насест справа стоял около стола, заставленного приборами и бумагами. В одном заголовке Аннерби узнал трясущийся почерк Андерхилла: «Видеомантия для высокопроизводительной стеганографии».