– Ваш начальник говорил моему, что это будет определяющее испытание. Если не выйдет, все возвращаемся домой. Я это расценил бы как очень хорошие новости – но все же кто, кроме сумасшедшего, будет ставить на имитирующих речь каракатиц?
Вопрос выглядел вполне резонным, но, к сожалению, у Ремасритлфеера не было ответа, при котором Магнат не выглядел бы полным идиотом.
– Ну, на самом деле это не настоящие каракатицы.
– А выглядят отлично. Обожаю каракатиц.
– Попробовали бы вы их воду на вкус, были бы другого мнения. Мясо практически несъедобно.
Ремасритлфеер никогда не ел этих извивающихся созданий, но стаи Южных Морей, рыбачащие на атоллах дальнего запада, о разумности и о мерзком вкусе этих тварей узнали примерно в одно и то же время. И любовь Магната к фантастическим слухам послала Ремасритлфеера через полмира на эти острова – поговорить с туземцами и привезти домой колонию этих странных животных. То, что сперва представлялось таким же абсурдным приключением, как теперешнее, оказалось самым интересным событием за всю жизнь Ремасритлфеера.
– И эти создания действительно умеют говорить.
– Несут такую же чушь, как любой синглет.
– Нет, они умнее. – Может быть. – Они настолько разумны, что Магнат решил провести вот этот эксперимент.
– Осуществляя свой тайный план, ага. Мне плевать, в чем он состоит, лишь бы сегодняшняя попытка была последней…
Читиратифор на секунду замолчал – глядел, как корзина обмена проходит последние футы, спускаясь к слякотной земле. На нее смотрели – внимательно. На краях открытого места, где кружились и вихрились несметные толпы, головы поворачивались, тысячи глаз следили за «Морским бризом» и спускаемым с него грузом. Декады опасных полетов шара – и множество дорогих безделушек – потребовались, чтобы организовать для этих обменов площадку и кое-как соблюдаемые правила.
– Послушайте, расскажите мне! – Читиратифор не устоял перед любопытством. – Что, во имя неба, делаете вы с этими каракатицами?
– Блестящий план моего босса? – Ремасритлфеер не допустил в голосе ни малейшей тени сомнения или сарказма. – Скажите мне, Читиратифор, вы понимаете, где мы?
Читиратифор ответил шипением:
– Мы застряли прямо над сердцевиной самого, прах его побери, большого Хора в мире!
– Именно так. Ни один исследователь так близко не мог подобраться. Флот Магната стоит на якоре в двух тысячах футов от берега. И ближе никто никогда не подходил. Сами знаете, сколько путешественников пытались добраться до сердца тропиков по суше или по воде Шкуры. Их ждали болезни и жуткие звери, но это можно пережить. Я, например, выжил. Но все, кто уходил дальше на юг, исчезали или возвращались частями, почти безумные, и передавали истории, которые сложились в легенду о тропиках. И вот сейчас мы с вами оба здесь, всего в тысяче футов над центром всего этого.
– И к чему вы ведете?
Читиратифор попытался произнести эти слова высокомерно и нетерпеливо, но голос у него дрогнул. Может быть, наконец-то он как следует рассмотрел тварей внизу, непрестанное бурление толпы вокруг поляны. Если учесть жару, неудивительно, что создания эти украшали только случайные безделушки да пятна краски. Но даже не в одежде дело: почти никого из них нельзя было бы принять за жителя севера. Шерсть у тропиканцев была редкая, у некоторых на лапах меховые оторочки, но бока и животы почти голые. И было их столько, что даже сюда, наверх доносились мыслезвуки. Огромный Хор – вот что, пожалуй, больше всего выбивало здесь из колеи и вгоняло Читиратифора в состояние, близкое к панике.
Сейчас почти все взгляды Ремасритлфеера были направлены на корзинку обмена. По протоколу эти трое Стальных Когтей не должны ее трогать, пока не ослабнет веревка, но он был готов ко всему. Приостановив спуск, Ремасритлфеер очень внимательно переглянулся с двумя головами, выглядывающими с противоположных сторон гондолы. Корзина на высоте двадцати футов. И время приземляться, а потом… он понятия не имел, что случится потом.
– К чему я веду? Ну, вот вы можете себе представить, каково было бы там внизу, на земле?
– Безумие, – сказал Читиратифор, и было трудно понять, это его ответ или его реакция на вопрос. А потом он спросил: – Когерентная стая там, внизу, окруженная миллионами Хора? Разум распадется в секунду. Как кусок угля бросить в котел расплавленного чугуна.
– Да, таков был бы результат, если бы бросили в Хор вас или меня. Но в результате прошлых обменов мы получили там, внизу, расчищенное место. Там их всего трое, и они держат веревку. Ближайшие элементы толпы не ближе тридцати футов. Ситуация была бы неуютной, и вам пришлось бы сбиться в кучу, не давая разуму рассыпаться, но выжить внизу стая смогла бы.
Читиратифор испустил недоверчивый звук, переходящий в тон страха.
– Мыслезвук давит со всех сторон. Эта поляна – крохотный пузырь рассудка в сердцевине ада. Хор не выносит чуждых элементов. Окажись я на земле – эта благословенная полянка тут же исчезнет.
– Но наверняка этого никто не знает? Если у Магната получится спустить стаи на землю так, чтобы им не грозила опасность, торговля пойдет куда быстрее.
– Теория, которую легко проверить. Высадите стаю… – Читиратифор замолчал, выбирая слова поаккуратнее, – какого-нибудь приговоренного преступника и предложите ему свободу, если он только спустится на эту полянку и поболтает с этими милыми созданиями.
– К сожалению, у нас нет сейчас приговоренных преступников. Магнат считает, что говорящая каракатица – наиболее удачный из оставшихся вариантов.
Эти рассуждения не казались убедительными и самому Ремасритлфееру. Таков Магнат: идей у него море, но обычно они абсурдны. Единственные, кого смог на это уговорить Магнат, были сами каракатицы, готовые бесконечно разговаривать с новыми незнакомцами. Совершенно непонятно, как подобные создания могли выжить. Одной невкусности для этого недостаточно.
Читиратифор заставил себя рассмеяться:
– Это и есть то блестящее решение, за которым гонялся Магнат? И вы честно доложите, как все будет?
Ремасритлфеер сделал вид, что не заметил снисходительного тона.
– Конечно.
– Ну, тогда опускаем каракатиц! – гулко засмеялся Читиратифор.
Ну, маленькие друзья, удачи вам.
С высоты тысячи футов пройти последние – хитрая штука, но Ремасритлфеер достаточно долго тренировался. Этим ребяткам не помешает мыслезвук Хора – разумы каракатиц молчат как мертвые. Основной вопрос другой: как отреагирует сам Хор на присутствие говорящих существ, к нему не принадлежащих? Часть Ремасритлфеера, наблюдающая за краями поляны, видела какое-то непонятное напряжение, передающееся по толпе. Он и раньше уже такое видал. Хор не является когерентным разумом, и все же некоторые его части думают друг другу, и эти мыслезвуки расходятся на сотни футов, создавая рисунок внимания такой широкий, какой вряд ли где увидишь, кроме как в линиях часовых.
– Мыслезвук Хора, – донесся голос Читиратифора, исполненный благоговейного ужаса. – И он все громче!
Читиратифор в страхе кружился на пассажирской платформе. Вся гондола из-за него плясала и подпрыгивала.
– Соберитесь! – прошипел Ремасритлфеер.
Но на самом деле мыслезвук Хора действительно казался громче – смесь похоти и ярости, радости и пристального интереса, захлестывающее безумие. Если все эти Стальные Когти там, внизу, способны думать совместно… они, быть может, и сфокусироваться могут на такую высоту. И уничтожить всех на борту «Морского бриза».
Но тут он заметил, что хотя мыслезвуки стали громче и более едиными, поменялось и еще что-то. Исчезли почти все звуки низкой частоты. Ушли стоны и обрывки межстайной речи, бесконечно вскипающие над толпой. На низких частотах стало так тихо, что слышно было, как вздыхает Шкура, обтекая глинистые мели и заросшие деревьями дельты.
И даже каракатицы – и те, что в котле, и те, что в корзине, прекратили журчащую болтовню. Как будто весь мир замолк в желании смотреть и видеть, что сейчас будет.