– Да мы тут просто рассуждали насчет «Группы изучения катастрофы».
– Ага.
Джоанна поставила пиво на стол.
– А что это? – спросила Равна. – Звучит жуть до чего официально, а я думала, что в курсе всего «жуть до чего официального».
– Да это только потому… – начала Хейда, но ее перебила, выручив, Эльспа Латтерби:
– Это три громких слова, за которыми приличное умение принимать желаемое за действительное. – Никто ничего не сказал, и Эльспа, пожав плечами, заговорила дальше: – Понимаете, мадам…
– Эльспа, прошу тебя, называй меня Равна.
Вот всегда я это говорю, а некоторые, как Эльспа, всегда забывают.
– Да, прошу прощения, Равна. Так вот, я говорю, что вы со Стальными Когтями сделали все, чтобы заменить нам родителей. Я знаю, как много Резчица и Свежеватель-Тиратект тратили на нашу Академию. И мы изо всех сил стараемся реализоваться – в этом мире. Самые молодые из нас вполне довольны. – У нее на лице мелькнула улыбка. – У моей сестренки есть Бизли и людские товарищи для игр. У нее есть я, и она не очень помнит наших родных. Гери эта планета представляется чудесной.
Равна наклонила голову:
– Все так. Но для старших здешняя жизнь – это эпилог к какому-то холокосту?
Сама Равна часто видела ее именно так.
Эльспа кивнула:
– Наверное, это неправильно, но так многие думают. Не все, конечно. Мы помним родителей и цивилизацию – неудивительно, что некоторым из нас потеря так горька. У катастроф бывает такой эффект, когда никто из живущих за них не отвечает.
Джефри не дал себе труда брать человеческий стул, а сел на насест, который обычно используют Стальные Когти. Оттуда он смотрел мрачно.
– И неудивительно, что такие люди называют себя «Группой изучения катастрофы», – сказал он.
Равна улыбнулась всем:
– Я полагаю, все мы раньше или позже перебывали членами этого клуба – те из нас, кто серьезно относится к новейшей истории.
Элемент бармена ушел, и Амди возник весь вокруг двух столов – голова там, голова здесь, частично взобрался на высокие табуреты. Он любил смотреть со всех сторон – и его было достаточно, чтобы это хорошо получалось. Двое на стульях склонили головы набок, но голос Амди шел будто отовсюду.
– Так что это получается немножко похоже на меня и некоторые другие эксперименты господина Булата. Очень много жизней ушло на наше создание. Я вышел отлично, может быть, но остальные все еще в жутком состоянии. Иногда мы собираемся и стонем-плачем, как нас жутко обижали. Но вряд ли мы можем с этим что-то сделать.
– Ты прав, Амди, – кивнула Эльспа. – Но ты хотя бы можешь за это ненавидеть конкретное чудовище.
– А у нас, – сказала Равна, – есть для того Погибель. Она чудовищнее всего, что может себе представить ум любого жителя Края. Мы знаем, что битва с этим злом убила ваших родителей в Страумском царстве и косвенно погубила Сьяндру Кей. Чтобы преградить путь Погибели, много цивилизаций в Галактике принесли себя в жертву.
Все покачали головами, а один из мальчиков, Овин Верринг, ответил:
– Мы этого знать не можем.
– О'кей, в последнем мы не можем быть уверены. Разрушение было так обширно, что разрушило и наши возможности его измерить. Но…
– Нет, я вот о чем: мы вообще мало что можем об этом знать. Вот смотрите: наши родители были учеными. Они вели исследования в Нижнем Переходе – место опасное. Они играли с неизвестным.
«Все правильно понимаешь, мальчик», – подумала Равна.
– Но это делают миллионы других рас, – продолжал Овин. – Наиболее обычный способ рождения новой Силы. Мой отец решил, что сам Страум в конце концов колонизирует покинутую систему какого-нибудь коричневого карлика в Нижнем Переходе и мы тоже перейдем. Он говорил, что мы, страумеры, всегда стремились в неведомое, что мы – те, кто рискует. – Очевидно, он заметил смену выражения на лице Равны и заторопился: – А потом что-то получилось очень плохо, не так, как думали. И это тоже не могло не случаться с тысячами рас. Экспедиции вроде нашей Верхней Лаборатории часто бывали либо поглощены тем, что живет Там, либо просто уничтожены. Иногда погибала и исходная звездная система. Но что случилось с нами – что заставило нас спуститься Сюда? Это не вяжется с тем, что мы знаем о той ситуации.
– Я… – Равна осеклась. Как это сказать? «Ваши родители были жадными, небрежными, и им исключительно не повезло»? Она любила этих детишек – ну, почти всех, и готова была сделать почти все, чтобы их всех защитить, но когда она на них смотрела, иногда думала только о том, до какой катастрофы довела их жадность родителей. Она посмотрела на Джоанну, ища помощи.
И как часто бывало, когда приходилось туго, Джоанна бросилась в прорыв:
– Я немножко больше помню, чем большинство из нас, Овин. Я помню, как родители готовили наше бегство. Верхняя Лаборатория – это не была обычная попытка Перехода. У нас был брошенный архив, мы занимались археологией самих Сил…
– Мне это известно, Джоанна, – перебил Овин несколько резко.
– И этот архив пробудился. Мои родители знали о возможности, что нас водят за нос. Да, я понимаю, это знали все взрослые. Но в конце концов мои сообразили, что риски выше очевидного. Мы откопали что-то такое, что могло быть угрозой Самим Силам.
– И они тебе такое сказали?
– Не тогда. На самом деле я не знаю точно, как папа с мамой сумели провести все приготовления. Изначально нас, Детей, было триста. Каким-то образом вытащили гибернаторы из медицинского хранилища, погрузили на контейнеровоз. Как-то выписали нас всех из школы – вы это все помните.
Кивающие головы.
– Если это просыпалась Сила, она бы не могла не заметить, что задумали твои родители.
– Я… – Джоанна осеклась. – Ты прав. Их должны были поймать. Должны были быть и другие, работающие с ними для организации нашего бегства.
– Я ничего не заметила, – сказала Хейда.
– И я, – добавил чей-то голос.
– И я, – сказал Овин. – Помните, как мы жили? Временно герметизированные обитаемые станции, на голове друг у друга? Я видел, что мои родители стали раздражительными, ну, перепуганными. Но не было места для каких-то тайных операций. Кажется разумным – и это один из аргументов «Группы изучения катастрофы», – что наше бегство было просто ходом в Чьей-то игре.
– В Академии мы говорили о Контрмере, Овин. Вам действительно была оказана особая помощь. В конечном счете именно Контрмера… – с участием Фама и Старика, – преградила путь Погибели.
– Да, сударыня, – ответил Овин. – Но это и показывает, как мало мы знаем и о героях, и о злодеях. Мы застряли Здесь. И мы – те, кто старше других, – чувствуем, что потеряли все. А по официальной истории вполне можно было бы героев и злодеев поменять местами.
– Да? И кто же распространяет такую чушь?
Равна не сдержалась, слова выскочили сами. Вот тебе и бархатное руководство.
Овин как-то сжался.
– Да никто конкретно.
– Да? А те трое, с которыми я сейчас разминулась на лестнице?
Джефри заерзал на табуретке:
– На лестнице ты и меня встретила, Равна. А эти трое просто повторяли сплетни. С тем же успехом можно обвинить нас всех.
– Если это «просто каждый», то кто придумал название «Группа изучения катастрофы»? Кто-то за этим стоит, и я хочу знать…
Она почувствовала прикосновение к рукаву. Джоанна подержала руку секунду – достаточно, чтобы прервать поток гневных слов. Потом девушка сказала:
– Такого типа сомнения существовали всегда.
– Ты имеешь в виду – сомнения в угрозе со стороны Погибели?
– Да, в разной степени, – кивнула Джоанна. – Я знаю, что ты и сама сомневалась. Например, сейчас, когда флот Погибели остановлен Контрмерой, останется у него дальнейший интерес губить мир Стальных Когтей?
– У нас нет иного выбора, как верить, что остатки флота желают нас уничтожить.
Мой сон…
– Ладно, но даже тогда остается вопрос, насколько они опасны. Флот от нас в тридцати световых годах, вряд ли способный передвигаться быстрее светового года за сто лет. У нас на подготовку тысячелетия, даже если они желают нам зла.