– …у меня! – договорил Тимор. Он сидел на полу, когда Овин начал демонстрацию, но сейчас сумел подняться на колени, чтобы Равна его видела. – Они тогда вылечат, что у меня поломалось.

Овин опустил глаза к мальчику:

– Попробуем, Тимор. Здесь, Внизу, ничего не бывает наверняка.

– Да знаю я! – с раздражением ответил Тимор на эти общие слова.

Овин снова обернулся к Равне.

– В общем, если… то есть как только мы это все сделаем, запустим «Внеполосный» на выбор целей для лечения и моделирующие эксперименты. – И вдруг Овин потерял уверенность, посмотрел на Равну, будто ожидая одобрения. – Нам кажется, мы что-то нашли, Равна. А ты как думаешь?

Равна еще секунду глядела на имитацию сети – это было куда легче, чем смотреть в глаза Овина Верринга. Талантливые все эти ребята, дети гениев. Старшие до полета в Верхнюю Лабораторию получили отличное страумское образование. А Здесь? Здесь они оказались относительно необразованными. Здесь эксперименты сами себя не проводят. Здесь нужно выполнять промежуточные этапы, нужно создавать инфраструктуру.

Она посмотрела на Овина Верринга и увидела, что он видит сквозь ее попытку смягчить резкость. Улыбка у нее стала жалкой, и она сказала:

– Овин… как мне тебе сказать? Ты…

И тут явилось чудесное спасение – Невил. Он потрепал Овина по плечу, Равне улыбнулся, успокаивая.

– Все будет нормально, ребята, дайте я с Равной поговорю.

Будущие медицинские исследователи явно вздохнули с облегчением, хотя вполовину не с таким, как Равна. Она улыбнулась им всем:

– Я вернусь, ребята. – Посмотрев вниз, она добавила: – Обещаю, Тимор.

– Я знаю, что вернешься, – ответил он.

И она позволила Невилу увлечь себя прочь. Слава богу. Очевидно, у него был какой-то контроль над средой Нового зала, потому что не прошли они и пяти метров, как она почувствовала изменение качества звука и поняла, что, даже когда они стоят здесь, посередине зала, никто другой их не слышит – только они.

– Спасибо, Невил. Это было ужасно. Как они додумались попробовать…

Невил сердито махнул рукой.

– Моя вина. Черт побери, в Зале столько этих игр для Медленной Зоны, но я решил, что лучшие из нас хотели бы посмотреть, как можно применить выученное нами в Академии.

– Я думаю, мы оба этого хотели. Мне и в самом деле нужна помощь в перспективных разработках.

– Да, но я должен был догадаться, что они займутся невозможным. Мы оба знаем, каким безумием было бы на этом этапе отвлекать силы на серьезные биологические исследования.

Равна повернулась так, что только Невил видел, как она огорчена.

– Я пыталась это объяснить Овину.

Невил покачал головой:

– Знаю. Овин… его иногда заносит. Он думает, это просто, как урожайность повысить. Надо вот всем сесть вместе и…

– Вот это я и говорю. – Все сильнее и сильнее это казалось существенным. – И чем раньше, тем лучше. – Собери всех, объясни проблему и попроси тебя поддержать. – Я могу попросить выработать формальные процедуры для срочных врачебных случаев, правила использования оставшихся гибернаторов до появления нормальной медицины.

– Да!

– Я должна вернуться, сказать это Овину и остальным и попытаться объяснить.

Она посмотрела через его плечо на дилетантов-менеджеров корабля, которые все еще толпились возле своей имитации сети. Никто, кроме Тимора, в сторону Равны не смотрел.

Невил заметил ее нерешительность.

– Если хочешь, я могу им все объяснить. В смысле общую идею – и что ты продолжаешь работать над деталями.

– Ты можешь? – Все это были друзья Невила, и он их понимал лучше, чем могла бы Равна. – Ох, Невил, спасибо тебе!

Он отмахнулся:

– Да ладно. Сейчас сделаю.

Равна вышла из пузыря звуковой изоляции. Невил повернулся к Овину и прочим, и она помахала им рукой. Потом пошла к выходу, ведущему на мостик. Так много должна была она сформулировать, отточить в своей речи, чтобы сделать из нее призыв и знамя, за которым мог бы пойти каждый – в том числе и Резчица.

Незаметно прошла декада. Снег снаружи уже лег на землю, держался даже на улицах Скрытого Острова. Больше стало сумерек и настоящей темноты. На небе начинали господствовать луна и полярное сияние.

Если не считать путешествия с Тщательником на Доменную Вершину и в Холодную Долину, Равна почти все время проводила в помещении, на мостике «Внеполосного». Работы был непочатый край. На севере выгладили дно Холодной Долины, стаи Тщательника почти закончили вырезание тысячи квадратных метров чертежа, два микролазера с «Внеполосного» уже были на месте. Когда станет по-настоящему холодно, они начнут рисовать первые свои компоненты стомикронного масштаба… десять тысяч схем сумматоров. Ура! На самом деле! Цель дурацкая, но главное – обоснование принципа. В прошлую зиму до прихода весны не удалось добраться и до этого.

Работа над речью продвигалась – ожидался шедевр реалистического оптимизма. Каждый день приходил Невил и приносил кучу подробностей, что делается с Новым залом. И для речи Равна уже установила дату, она работала целеустремленно, и ощущение было прекрасное!

За это время прошло только одно заседание Исполнительного Совета, и Резчица опять была в плохом настроении. И Тщательник цеплялся к мелочам. Такого политически невежественного деятеля Равна в жизни не встречала. Забавно, если учесть, от кого он произошел. Хотя ему доставалось почти все внимание Равны и большая часть поддержки «Внеполосного», он непрестанно жаловался на отсутствие внимания к фабрике микросхем в Холодной Долине. И был прав – если отвлечься от политической необходимости обеспечить себе поддержку в будущем. И все же она выделила Тщательнику дополнительное время и внимание, предоставив Невилу разбираться с деталями.

Были и другие причины не проводить заседания Совета. Равна пересмотрела ранние годы наблюдения за Свежевателем и все еще была уверена, что следящая инфекция давала в первые несколько лет точную картину. Это и полная абсурдность последнего сеанса показали, что относиться к Свежевателю столь параноидально – глупость. И все же ей было как-то неуютно видеть его на заседании Совета.

И последнее: Странник и Джоанна отправились в экспедицию, которую Равна считала опасной и ненужной авантюрой. Они взяли антигравитационный флаер и рыскали вдоль Восточного Дома за пять тысяч километров от Домена. Это было за пределами дальности радиосвязи, но они настроили один из немногих оставшихся коммуникаторов «Внеполосного» на передачу в диапазоне от пяти до двадцати мегагерц. Радиопередача направлялась в небо, а ионосфера планеты отражала ее через весь континент. «Внеполосному» на Холме Звездолета хватало интеллекта выделить сигнал, даже когда северное сияние висело над Доменом ярчайшим занавесом, и отправить куда более мощный ответный сигнал на рацию Джоанны.

Единственное заседание Совета в полном составе было в основном посвящено этой экспедиции.

– Я рад, что мы сюда прилетели, – донесся голос Странника. – Рассказы о Магнате не преувеличены. Он действительно начал промышленную революцию.

Свежеватель на своем привычном месте в дальнем конце стола поднял одну голову:

– Ага! Хранитель показывает когти!

Резчица издала тихое шипение, но иной реакции не было. На самом деле Восточный Дом был единственным местом, где точно видели незадачливого Хранителя. Это было восемь лет назад, вскоре после серии крупных пропаж из лабораторий Тщательника: принтеры, прототип телефона, даже один из трех переходников принтера. Те кражи вызвали еще больший скандал, чем недавняя кража радиоплащей, хотя двух грабителей поймали – оба бывшие помощники Хранителя. И после этих краж Магнат стал постоянным источником «инноваций».

– Мы об этом уже говорили, – сказала Равна. – Магнат может считать себя нашим соперником, но любая утечка технологий просто ускоряет общий прогресс. Не забывайте о главной угрозе.

О флоте Погибели, что идет на нас.