– Как так?
– Ты ведь знаешь ответ. Я тебе уже рассказывал.
– У меня плохая память. И потом, я люблю слушать твои истории. Как это возможно – не проиграть и не выиграть?
– А он сдавался при первой же опасности. Умно, правда?
– Как могли солдаты подчиняться ему, если он никогда не побеждал?
– Так ведь он и побежденным не бывал – а стало быть, и они тоже.
– А ты бы пошел за таким?
– Ни за кем я больше не пойду – а уж за воеводой и подавно. – Рек повернул голову, прислушиваясь к разговорам вокруг, и даже глаза прикрыл. – Послушай-ка их. Послушай, как они толкуют о ратных подвигах.
– Откуда им знать, друг мой Рек? Они этого не нюхали и на язык не пробовали. Не видели, как воронье, кружа черной тучей над полем битвы, выклевывает глаза мертвецам, как лисицы выдирают жилы, как черви…
– Замолчи, будь ты проклят! Мне напоминать не надо. И будь я проклят тоже, если пойду. Когда у Нессы свадьба?
– Через три дня. Он хороший парень, заботливый. Всё плюшки ей таскает. Скоро она будет как бочка.
– Не от плюшек, так от чего другого, – подмигнул Рек.
– Да уж, – широко усмехнулся Хореб. Они сидели вдвоем среди накатывающего волной шума, молча и задумчиво попивали свое вино. Потом Рек подался вперед.
– Первый удар они нанесут по Дрос-Дельноху. Известно тебе, что там всего десять тысяч человек?
– Насколько я слышал, еще меньше. Абалаин только и знал, что урезывать регулярные войска, довольствуясь ополчением. Однако там шесть высоких стен и крепкий замок. Да и Дельнар не дурак – он сражался при Скельне.
– Да ну? Это там, что ли, один воин вышел против десяти тысяч, швыряя горы в супостата?
– Сага о Друссе Легендарном, – понизил голос Хореб. – Сказка о великане, в чьих глазах была смерть и чей топор наводил ужас. Собирайтесь в кружок, детки, и берегитесь темноты, где таится зло, покуда я рассказываю.
– Паршивец этакий. Как ты пугал меня в детстве. Ты ведь знал его – Друсса?
– Давным-давно. Говорят, будто он умер. А если и жив, то ему уже за шестьдесят. Мы бились вместе в трех сражениях, но я только дважды говорил с ним. И лишь однажды видел его в деле.
– И что, хорош он был?
– Страсть и вспомнить. Это было как раз перед Скельном и поражением Бессмертных – так, переделка. Да, он был очень хорош.
– Неважный из тебя рассказчик, Хореб.
– Ты хочешь, чтобы я, как эти дурни, без устали молол о войне, смерти и резне?
– Нет, – покачал головой Рек, допив вино. – Нет, не хочу. Ты ж меня знаешь.
– Знаю достаточно, чтобы любить тебя, хотя…
– Хотя что?
– Хотя ты сам себя не любишь.
– Неправда. – Рек снова наполнил свой бокал. – Я себя очень даже люблю. Просто знаю себя лучше, чем других.
– Порой мне думается, Рек, что ты чересчур требователен к себе.
– Ну нет. Нет. Я требую очень немногого. Я ведь знаю свою слабость.
– Странное дело. Чуть ли не каждый человек уверяет, будто знает, в чем его слабость. А спросишь его, он скажет: я, мол, слишком щедр. Ну а твоя слабость в чем? Давай выкладывай – трактирщики для того и существуют.
– Ну, во-первых, я слишком щедр – особенно с трактирщиками.
Хореб улыбнулся, покачал головой и умолк.
«Слишком умен для героя и слишком подвержен страху для труса», – подумал он, глядя, как его друг осушил кубок и поднес его к лицу, вглядываясь в свое раздробленное отражение. Хоребу показалось, что Рек сейчас разобьет хрусталь, – таким гневом загорелось его лицо.
Но молодой человек осторожно поставил кубок на стол.
– Я не дурак, – тихо сказал он и замер, поняв, что произнес это вслух. – Проклятие! Разобрало-таки.
– Давай-ка я провожу тебя в твою комнату.
– А свеча там горит? – покачиваясь на сиденье, спросил Рек.
– Ну конечно.
– Ты ведь не дашь ей погаснуть, нет? Не люблю я темноту. Не то чтобы боюсь, ты ведь меня знаешь, – просто не люблю.
– Я не дам ей погаснуть, Рек. Положись на меня.
– Я полагаюсь. Я ведь спас тебя, верно? Помнишь?
– Помню. Дай-ка руку. Я провожу тебя к лестнице. Вот сюда. Давай, переставляй ноги. Вот так, хорошо!
– Я не колебался. Кинулся в бой с поднятым мечом, верно?
– Верно.
– Нет, неверно. Я стоял минуты две и трясся. И тебя ранили.
– Но ты все-таки пришел мне на выручку, Рек. Разве ты не понимаешь? Рана – пустяки. Главное – ты меня все-таки спас.
– Для меня это не пустяки. Горит в моей комнате свеча?
За ним высилась крепость, серая и угрюмая, окруженная дымом и пламенем. Шум битвы звучал у него в ушах, и он бежал, задыхаясь, с колотящимся сердцем. Он оглянулся. Крепость была близко, ближе, чем раньше. Впереди маячили зеленые холмы, окружающие Сентранскую равнину. Они мерцали и отступали от него, дразня своим покоем. Он побежал быстрее, и на него упала тень. Ворота крепости отворились. Он боролся с силой, что влекла его обратно, кричал и молил. Но ворота закрылись, и он снова оказался в гуще битвы, с окровавленным мечом в дрожащей руке.
Он проснулся, широко распахнув глаза, раздувая ноздри, с рвущимся из горла криком. Но нежная рука легла на его щеку, и чей-то голос произнес ласковые слова. В глазах у него прояснилось. Занималась заря, и розовый свет нового дня брезжил сквозь замерзшее окошко спальни. Он повернулся на бок.
– Ты неспокойно спал, – сказала Беса, поглаживая его лоб.
Он улыбнулся, натянул повыше пуховую перину и привлек девушку к себе.
– Но теперь я спокоен. – Возбужденный ее теплом, он ласкал пальцами ее спину.
– Не сегодня. – Она поцеловала его в лоб, откинула перину, вздрогнула и перебежала через комнату, где лежала ее одежда. – Холодно как. Еще холоднее вчерашнего.
– А тут так тепло, – с намеком сказал он, приподнимаясь, чтобы видеть, как она одевается. Она послала ему поцелуй.
– С тобой хорошо, Рек, но детей от тебя я иметь не желаю. Ну-ка, вылазь. Утром приедет целая куча народу, и твоя комната нам понадобится.
– Ты красивая, Беса. Будь у меня разум, я бы женился на тебе.
– Значит, твое счастье, что разума у тебя нет, – иначе я бы тебе отказала, и ты бы этого не перенес. Мне бы посолидней кого. – Улыбка смягчила обидные слова – но не совсем.
Дверь отворилась, и ввалился Хореб с медным подносом, неся хлеб, сыр и большую кружку.
– Как твоя голова? – спросил он, ставя поднос на стол у кровати.
– Прекрасно. Да никак это померанцевый сок?
– Да – и он дорого тебе обойдется. Несса подкараулила вагрийского корабельщика. Ждала его битый час и едва не обморозилась – а все для того, чтобы добыть тебе померанцев. Было бы для кого стараться.
– Это верно, – улыбнулся Рек. – Печально, но верно.
– Ты правда едешь нынче на юг? – спросила Беса, когда он принялся за свой сок. Рек кивнул. – Ну и дурак. Мало ты наслушался про Рейнарда?
– Я улизну от него. Как мое платье, вычищено?
– Дори убила на него несколько часов. И чего ради? Чтобы ты опять извозился в Гравенском лесу?
– Не в этом суть. Главное – из города выехать при полном параде. Смотреть не могу на этот сыр.
– Не беда, – улыбнулся Хореб. – Я уже вписал его в счет.
– Ну, тогда я поднатужусь и съем его. Кто еще сегодня отправляется в путь?
– В Лентрию идет караван со специями – они тоже следуют через Гравен. Двадцать человек охраны, все хорошо вооружены. Пойдут кружной дорогой, на юг и запад. Еще женщина, путешествует одна, но она уже уехала. И наконец, паломники – но эти уйдут только завтра.
– Женщина, говоришь?
– Не совсем, – уточнила Беса. – Но похожа.
– Ну, дочка, – заулыбался Хореб, – язвить тебе не к лицу. Высокая такая девушка, и конь у нее чудесный. При оружии.
– Я мог бы поехать с ней, – сказал Рек. – Это скрасило бы мое путешествие.
– Притом она защитила бы тебя от Рейнарда, – ввернула Беса. – Вид у нее подходящий. Давай-ка, Регнак, одевайся. Недосуг мне сидеть и смотреть, как ты тут завтракаешь, точно князь. От тебя и так в доме один беспорядок.