— Спасибо, — поблагодарил Конн.

Когда он тронул поводья, страж снова заговорил:

— Пройти будет непросто. Толпа расходится с площади после казни.

— Кого казнили? — Конн застыл на месте.

— Судя по всему, шпиона Каменного Города. Сам не видел. Стою на страже с рассвета.

Конн продолжил свой путь. Он не свернул налево у кузницы, а проехал прямо на главную площадь, где ранее собиралась толпа. Мимо шли люди, но он не обращал на них внимания. И вот юноша наконец добрался до деревянного помоста, на котором происходила казнь.

Тело Бануина качалось на бронзовом крюке, вбитом между плечами. Лицо было изуродовано, а один глаз выжжен. Кровь залила одежду маленького торговца, и почему-то не хватало одного из сапог. Мимо плеча Конна пролетел камень и ударил в мертвое лицо Бануина. Конн обернулся и увидел нескольких хихикающих мальчишек.

Стараясь взять себя в руки, Конн отвернулся от тела и поехал по главной улице, свернув направо у кузницы в поисках дома Диатки. Пока у него не было плана действий. По пути он глядел на людей. В основном они отличались высоким ростом, светлыми волосами и красотой. На некоторых мужчинах были плащи особой раскраски — голубые с красной полосой посередине. Перед его лошадью пробежала женщина и заспешила по боковой улице. Она была высокая, а темные волосы искрились серебром. Ему немедленно вспомнилась Ворна. Конн вздохнул, представив, как вернется в Три Ручья и расскажет ей о смерти мужа. Она пришла к нему тогда за день до начала путешествия и, постучав в дверь, позвала пройтись по лугу.

— Сила меня покинула, — начала бывшая колдунья, — но я помню, что когда увидела Иноземца впервые, почувствовала, какой у него гейс. Присматривай за ним, Коннавар, он должен остерегаться льва с кровавыми глазами. Это может быть герб, или статуя, или зверь.

— Непременно, — пообещал юноша. Теперь, выходит, он нарушил обещание, и не важно, что Бануин сам велел ему остаться.

Добравшись до яблоневого сада, Конн нашел знак листа в золотом круге и, спешившись, постучал в дверь. Открыл человек средних лет, сутулый и лысый, в длинной одежде из синей шерсти.

— Что такое? — спросил он, близоруко вглядываясь в лицо юноши.

— Вы купец Диатка?

— Я. Что вам угодно?

— Меня к вам послали с партией товара.

— Кто? — уже более дружелюбно спросил Диатка.

— Гаршон из Гориазы, — немедленно ответил Конн. Диатка вышел на солнечный свет.

— Что везете?

— Бело-черные шкуры ригантских коров, броши работы Риамфады-Искусника и двадцать кувшинов пива.

Диатка не ответил, но, улыбнувшись, впустил Конна в дом. На полу лежали дорогие ковры, повсюду друг на друге стояли ящики и сундуки. Купец прошел между ними и привел гостя к очагу, где стоял стол и два стула. Предложив ему сесть, он сказал:

— Как видите, мне непросто продать уже имеющийся товар. Во всем виновата война. Почти все восточные маршруты для меня закрыты. Склад ломится от товаров. К сожалению, ничем не могу помочь. Однако хочу предложить бокал вина.

Он снова исчез ненадолго между ящиками.

Конн огляделся. Стены украшали узоры, картины, ковры, оружие. Но взор притягивал бронзовый щит с гербом в виде головы льва. Юноша сжал кулаки, стараясь успокоиться.

Диатка вернулся с двумя серебряными кубками, один из которых предложил гостю, другой поставил на стол перед собой. Потом купец сел и откинулся на спинку стула.

— Не самые лучшие дни для торговцев, — заметил он. — Так как поживает Гаршон?

Юноша поставил кубок на стол.

— Прекрасно, по крайней мере, когда мы встречались в последний раз. — Конн сам поразился, что голос его звучит спокойно и дружелюбно.

— Вы слишком молоды, чтобы Гаршон доверял вам.

— Я оказал ему услугу. — Коннавар снова глянул на стену за спиной Диатки. — У вас очень интересные украшения. Откуда это? — Он указал на бронзовый щит.

Купец обернулся.

— Щит со львом? Милая вещица. Из могильника на востоке. Я хотел продать его в Камнею… Вы не пьете вино. Не нравится?

— Меня учили не пить прежде старших, — ответил Конн.

— Хорошее воспитание. В наши дни мало кто заботится о подобных мелочах. — Диатка поднял кубок и сделал несколько больших глотков. Конн последовал его примеру.

— Очень хорошее вино, — проговорил юноша. — Такого я еще не пробовал.

— Оно с юга, — сообщил Диатка. — А теперь, юноша, скажи мне, зачем лжешь?

— Лгу?

— Шкуры из земель риганте всегда продает Бануин, как и изделия Риамфады. Тебя послал не Гаршон.

— Да, не он, — признал Конн. — Я путешествовал с другом. Он пришел к вам прошлой ночью. А теперь он мертв. Как это произошло? Почему его так быстро поймали?

— Я подсыпал ему в вино снотворное. А когда он уснул, послал слугу к Караку. Мне было жаль поступать так с беднягой Бануином, но торговля идет из рук вон плохо, я потратил большую часть его золота, чтобы не разориться. Короче говоря, я не мог заплатить ему.

— Ты убил его из-за денег, — проговорил Конн. — Что ты за человек?

— Я купец. Занимаюсь торговлей. И я продал его Караку. Нужда заставила, юноша.

— Я отомщу за него. Ты умрешь очень медленно и в мучениях. И, быть может, тебе станет легче от мысли о заработанных деньгах.

Диатка рассмеялся.

— Не думаю, молодой человек. Я давно занимаюсь своим делом и сразу понял, что ты опасен. В твоем вине тоже снотворное. Попытайся шевельнуть ногами. Не сможешь. Сначала оно действует на ноги, потом на руки. Последним засыпает мозг. В отличие от Бануина ты не проснешься, потому что я насыпал много снадобья. Боли не будет.

Конн глубоко вздохнул, а потом поднялся со стула. Диатка пораженно охнул. Его глаза расширились, и он тоже попытался встать. Руки вцепились в подлокотники, но сдвинуться он не смог.

— Я поменял кубки, когда ты рассказывал мне о щите. Лев с кровавыми глазами. Знаешь, что колдунья просила Бануина не пить вина, когда он увидит такого зверя?

— Нет, нет, нет, — захныкал Диатка. — Я не могу умереть. Конн подошел к полке и снял с нее длинный льняной шарф.

Подойдя к торговцу, ударил его по слабеющим рукам и быстро сделал кляп.

Потом Конн подошел к очагу, взял кочергу и сунул ее в пламя.

— Нет, ты умрешь, — холодно сказал он. — Я видел, как тело моего друга висело на крюке. Ему выжгли глаз. Горячим железом. Скоро ты узнаешь, как он себя чувствовал. — Снаружи донесся детский смех и топот бегущих ног. Конн вернулся к кочерге в огне. — Слышишь этот звук, купец? Клянусь, что дни смеха для кердинов близятся к концу. Я сделаю все, что в моих силах, чтобы стереть это племя с лица земли. Я буду охотиться на них, убивая, как дичь. Знай это!

Вытащив из углей раскаленную докрасна кочергу, он приблизился к поверженному врагу.

Руатайн был близок к смерти, когда его нашел Арбонакаст с двумя другими пастухами. Воин сидел без сознания, сжимая в руке окровавленный нож и прислонившись спиной к дереву на опушке леса. Рядом лежали тела четырех паннонов. Арбон подбежал к своему господину и опустился на траву рядом. Зеленая туника Руатайна была залита кровью. Распоров ее, старый пастух увидел четыре раны: две в левом плече, третью ниже ключицы, а четвертую чуть выше бедра.

Руатайн поднял веки. Его лицо посерело и заострилось, глаза лихорадочно блестели.

— Кровная месть, — прошептал он.

— Молчи, — велел ему Арбон.

Кровь из верхних трех ран текла уже не так сильно, но из четвертой продолжала струиться. Старый пастух прищурил глаза, глядя, как она течет. Струйка была ровной, что означало, что артерия не задета, иначе бы кровь вырывалась из раны толчками, но все равно дело было худо. Они находились в пяти милях от Трех Ручьев, и даже если Руатайн смог бы удержаться в седле, он не доехал бы до деревни живым.

Обернувшись к другим всадникам, Арбон приказал одному из них скакать стрелой в Три Ручья и привезти Ворну. Сняв плащ, пастух отрезал от него кинжалом узкую полосу. Положив своего господина на спину, он сложил полоску, приложил ее к ране и прижал сложенными руками. Руатайн снова потерял сознание, дыхание стало совсем слабым.